Традиции & Авангард № 2 (5) 2020 - Литературно-художественный журнал

в камере, под носом у оперчасти расправилась! А что я девчонку твою запинала – никто и не вспомнит! Во взрослой меня уважать будут, слышь, ты?! Бояться будут! Сдохни, гадина, сдохни!

Сцена 3

Открывается дверь, входит святой отец. Почувствовав, что кто-то вошел, Люба сильнее принялась душить Веру. Святой отец, увидев страшную сцену, запер скорее дверь и кинулся разнимать. Люба, увидев, что это святой отец, отпускает свою удавку. Святой отец помогает Вере сесть, осматривает шею. Люба глядит на них некоторое время и как ни в чем не бывало спокойно говорит со святым отцом.

Люба. Здравия желаю, товарищ святой отец! Разве сегодня третий четверг месяца?

Святой отец. Сегодня вторник, тридцатое сентября, твои именины, Любовь.

Люба. Это типа день рождения?

Святой отец. День ангела.

Люба. А что же, сегодня лекции вашей не будет?

Святой отец. Ты за что с Верой Тимофеевной так?

Люба молчит.

Святой отец. Я по делам церкви еду и специально зашел тебя проведать.

Люба. Крутяк!..

Святой отец. Спросил у воспитателей разрешения подарить тебе Новый Завет.

Люба. Подарок? Мне?!

Святой отец достает Библию, дает Любе.

Люба (разочарованно). А… книжка…

Святой отец. Библия. А ты что подумала?

Люба. Я подумала, раз завет, то какое-то правило новое. Ну, или поблажка там… Только для меня. Что-то такое, что всем нельзя, а мне одной можно. Хотя бы на время.

Святой отец. Евангелие. Это благая весть. Много лучше любых поблажек. Ну, время не ждет. До свидания, Люба. Помни: Бог – есть Любовь. А Любовь – это ты.

Люба. Стойте! (Роется в Верином свертке, находит шоколад.) Мне тут кабанчика принесли… (Косится на Веру.) Угощайтесь.

Святой отец. Благодарю, Люба. В следующий раз обязательно чаю с тобой попьем.

Люба. А мне можно будет в церковь сходить, когда выйду? Я видела в одном фильме, там красиво, как во дворце!

Святой отец (кивнув Вере). До свидания, Любовь.

Святой отец выходит, но тут же заглядывает вновь.

Святой отец (с доброй улыбкой). Не нападай больше за Веру Тимофеевну. Обещаешь?

Люба, растерявшись от добра и света, который идет от святого отца, коротко кивает и, после того как закрывается за ним дверь, некоторое время стоит, прижимая к себе Новый Завет. Вера кашляет, потирая шею. Люба приходит в себя, небрежно пролистывает Библию, швыряет ее на стол к прочим учебникам. Вера достает из сумки материю, разворачивает.

Вера. Платье шить будем.

Люба расхохоталась.

Люба. Платье?! Кому?

Вера. Тебе. Мне Валентина Степановна сказала, что у тебя хорошо выходит шить. А я шить умею. И тебя научу.

Люба (хлопает себя по лбу). Ну конечно! И сколько у тебя такса? Оплата почасовая, как у шлюх?

Вера. Ты о чем?!

Люба. К Зинке Чистяковой тоже приходит одна. Не жертва, правда, а так… одинокая. Повадилась ходить. И почему-то именно к Зинке! Говорит, что Зинка похожа на кого-то там… В общем, Зинка ей и грубила, и била ее, все одно – ходит, жрачку носит, книги. Зинка страницы рвет и ими подтирается!

Вера. Меня зовут Вера Тимофеевна, ты помнишь?

Люба. Мне по хрену. Не позволю на себе бабки рубить! Гляди.

Люба срывает карточку Нади, рвет ее, швыряет Вере в лицо. Хватает со стола Библию, открывает, плюет между страницами, вырывает страницу, сминает, швыряет комом на пол. И Библия летит в угол камеры.

Люба. Вот вам благая весть! Ваш Бог – козел. И вы все – козлы! И мудак этот не вовремя пришел, не дал мне тебя кончить! Не уйдешь – запинаю до смерти, как твоего гаденыша. Задушу! Плюс-минус два года мне погоды не сделают!

Вера. Пистис-эльпис-агапэ!..

Вера встает, достает из сумки швейный метр, блокнот, измеряет Любу, записывает.

Люба (почти не в силах скрыть слез). Я всех мочить буду, кто ко мне сунется! Чтобы одной на киче сидеть! Лучше одной сидеть, чем с ними!

Вера (измеряя Любу и записывая в блокнот). Стой смирно. Талия – 67. Плечи…

Люба (плачет). Больше никто меня не заподолит! Вам- то не понять! Чистенькая вся! А я думала, никогда не отмоюсь! До сих пор все там чешется и болит! А все потому, что статья у меня такая. И угораздило меня тогда девчонку вашу!.. На малолетке всех первоходок ломают, если за них актив или отрицалы не впишутся. За меня никто не вписался! Мне сразу же платье задрали, подол на голове перевязали и голой жопой в грязный толчок усадили (шмыгая, отмахивается от Веры, как от мухи назойливой). Да отвяжись ты от меня!

Вера (скручивая свой метр). Ты будешь профессию швеи осваивать, пока срок мотаешь. И учиться ты будешь не ради поблажек, а чтобы потом попытаться в институт поступить.

Люба. Ни хрена я не буду!

Вера. Будешь.

Люба. И кто меня заставит?!

Вера. Я.

Люба. Не имеете права. Вы мне не мать.

Вера. Ошибаешься.

Вера достает бумагу, показывает Любе. Люба хватает, пялится в лист.

Вера. Твою мать лишили родительских прав. Не без моего участия. А я оформила над тобой опеку. Так что по закону я твой опекун. И до совершеннолетия ты обязана меня слушаться.

Вера раскладывает бумагу, ткань – подготавливает все к шитью. Люба так и стоит с листом бумаги об опекунстве.

Вера. Хватит пялиться-то. Бери карандаш, выкройку будешь делать.

Вера берет бумагу из рук Любы, кладет на стол. Люба исполняет, но как-то заторможенно. Некоторое время Вера и Люба делают выкройку, ползают по ткани.

Вера…теперь вырезаешь это дело, крепишь к ткани английскими булавками. Берешь тонкий обмылок – им удобнее, чем мелом, пунктир рисуешь. Ну! Молодец. Ровнее рисуй. Простыни строчить большого ума не надо! Ты попробуй одежду сшей! И сама голая ходить не будешь, и заработать сможешь. Главное понять принцип, уметь грамотно раскроить, а сшить все это между собой – большого ума не надо. Рукава делать будем? Эй, оглохла? Рукава, говорю, делать будем?

Люба кивнула.

Вера. Подержи-ка вот тут. Прикалывай. Второй рукав давай сама делай. Соображай, как он должен. По волокнам ткани смотри.

Люба принимается собирать кусочки фотографии Нади.

Вера. Потом приберешься, рукав второй сделай, пока я не ушла. Ну что уставилась-то?!

Люба стоит как вкопанная, глядит на Веру. Вдруг бросается к столу, хватает бумагу об опекунстве. Смотрит в нее, на Веру. На глазах Любы – тихие слезы.

Вера. Поэтому меня и пускают. Потому что я тебе более – не чужая.

Люба едва сдерживается, чтобы не броситься в объятия Веры. Это естественное желание любви захлестнуло девочку, но