Искусство рассказывать истории - Габриэль Гарсия Маркес

Виктория. Соседи всё знают. Белинда поет, когда работает в саду.

Габо. Если соседи знают, как могут не знать сестра и священник? Тогда все вокруг должны знать.

Рейнальдо. Единственный ухоженный уголок дома – это сад. Из этого следует, что Белинда много поет.

Габо. Белинда… Белиса… Что-то это мне напоминает. «Любовь дона Перимплина и Белисы в их саду» – произведение Гарсиа Лорки, и, если присмотреться, история вполне в его духе: пара сумасшедших женщин, запертых в усадьбе, женщина, одетая в черное, пустынные улицы города, дома с белыми стенами…

Роберто. И пар от раскаленных камней… Настоящий ад. В некоторых городах Бразилии жара такая сильная, что, когда идет дождь, над мостовой поднимается пар.

Габо. Так и запишем: залитая солнцем улица, дождь, пар от луж… Пиши, Сокорро: «Сидалия идет по раскаленной улице, вымощенной булыжником… По обеим сторонам виднеются двухэтажные беленые дома… Только что прошел дождь, и от мокрой земли поднимается густой пар», – черт знает, откуда он там взялся, но это роскошный визуальный образ.

Сокорро. Сидалия перепрыгивает через лужи.

Габо. Или прямо по ним и шагает. Такую женщину лужами не испугать. Нам нужно создать персонажей.

Сокорро. Дождь прекратился, но она не удосужилась закрыть зонтик.

Габо. Мы упоминали, что Сидалия – учительница? Она преподает в школе при монастыре.

Рейнальдо. Когда мы впервые видим ее, она стоит у дверей школы, прощается с ученицами.

Роберто. Нет, не стоит, всё в движении: девушки выходят на солнце, она позади, раскрывает зонтик…

Габо. Таким образом, мы видим дорогу от школы до дома и дом снаружи. Сидалия входит в сад. Склейка. Мы в доме…

Роберто. Еще склейка. Белинда заканчивает одеваться. Мы видим довольно симпатичную женщину, одетую в очень красивую, хотя, возможно, немного старомодную одежду.

Сокорро. Белинда красивая. Похожа на мать.

Глория. Но грязная и растрепанная. Это же понятно, да?

Роберто. Она укладывает волосы перед зеркалом. А на стене, над сундуком, висит портрет матери.

Габо. Только не дагеротип, потому что на экране его почти не видно. Это должен быть отличный портрет маслом. А лучше два портрета: матери и отца. На стене в гостиной. Матери только короны не хватает – вылитая королева, а супруг одет в генеральскую форму.

Глория. Это единственные картины, оставшиеся в доме.

Маркос. Если Сидалия всегда уходит из школы в одно время и вообще крайне пунктуальная особа, как Белинда ухитряется проколоться?

Роберто. Потому что такой человек, как Белинда, не ходит с секундомером и не отмеряет минуты.

Рейнальдо. В этих деревнях не нужны ни хронометры, ни часы. Время узнаешь по звукам, доносящимся с улицы, по тени, отбрасываемой на землю, по ветерку, дующему в окно…

Габо. Что, если это первый раз, когда Белинда надевает платье?

Сесилия. Нет. Белинда – рецидивистка. Вот почему Сидалия так злится.

Габо. Почему тогда она не заперла платье и не спрятала ключ у себя на груди?

Сокорро. Сидалия уже повесила замок, но все без толку.

Габо. Ха-ха, Белинда вскрыла его! Что ж, проблема решена: мы сказали, что Сидалия уже не первый раз принимает меры, чтобы не дать сестре снова надеть платье. Вот почему Сидалия так злится: не только из-за платья, но и из-за замка.

Глория. Когда Сидалия входит в дом, Белинда поет, но за кадром. Мы не знаем, чей это голос.

Габо. Но мы еще не решили, поет ли она в первой сцене.

Роберто. По мне, лучше бы не пела.

Сокорро. Но идея, что платье, как и цветы, побуждает ее петь, хороша.

Габо. Нам придется снять оба варианта и посмотреть, что получится.

Виктория. На портрете мать – в знаменитом платье…

Габо. Важно это отметить. Есть сценаристы, которые пишут: «На ночном столике мы видим портрет отца, героически погибшего на войне, в мундире и с наградами полковника артиллерии…» Камера проходит там, в тени, останавливается на спящей девочке… а об отце мы ничего и не узнаем.

Роберто. А если Белинда надевает платье для своего отца?

Сокорро. Да, это может быть одной из ее фантазий…

Роберто. Она не помнит отца – знает только по портрету и по рассказам Сидалии, – но любит его. Поэтому проводит ритуал, предлагая себя в образе матери.

Рейнальдо. Когда умер отец, Белинде было три года. У нее могли остаться воспоминания, пусть и смутные.

Сокорро. Почему бы нам не вернуться к вступительной части? Мы сошлись на том, что Сидалия, увидев Белинду в платье, ее избивает.

Габо. Она бьет сестру из-за платья и замка. Так мы показываем отношения между ними. Но зритель еще не знает, что они сестры.

Рейнальдо. Эту информацию можно оставить на потом, когда Сидалия пойдет исповедоваться. Правда, теперь можно подумать, что речь идет об отношениях деспотичной дамы и ее горничной.

Габо. Этого я и боюсь. У зрителя не должно сложиться впечатления, что хозяйка в ярости из-за того, что горничная тайком примеряет ее тряпки.

Сокорро. Необходимо создать очень тонкий диалог, чтобы намекнуть, что эти две женщины – сестры.

Габо. Диалог? Между кем?

Рейнальдо. Монолог. Сидалии.

Сокорро. Разговор с самой собой. Тогда она может подойти к портрету матери и извиниться.

Маркос. Перед кем?

Сокорро. Перед матерью. За платье.

Габо. А что, если Сидалия втайне ненавидела свою мать?

Глория. Зачем тогда с такой любовью хранить платье?

Габо. Или с такой ненавистью. Платье таит очень сложную историю их взаимоотношений.

Роберто. Сидалия очень любила отца. Как и Белинда.

Габо. Вот в чем драма.

Сесилия. Дело не в том, что Сидалия ненавидит мать, а в том, что она ненавидит сестру, потому что та похожа на мать. Сидалия хотела бы быть на нее похожей – эти волосы, кожа, – а оказывается, что красоту матери унаследовала ее безумная сестра.

Маркос. И отягчающее обстоятельство состоит в том, что, по мнению Сидалии, Белинда убила свою мать. При родах.

Сесилия. Отец больше любил малютку еще и потому, что, по его словам, она была «вылитая мать».

Глория. И, кроме того, она поздний ребенок: старик видел в ней сироту и жалел ее.

Габо. Теперь картина ясна. Оскорбления Сидалии, когда она видит сестру в платье матери, должны быть чудовищными. В нормальных семьях такого не бывает. И дело не в Белинде, а в Сидалии.

Роберто. Сидалия не ненавидела свою мать: она ей завидовала. Платье – символ этой зависти. Оно олицетворяет жизненную силу и красоту, которых у Сидалии нет. Она всегда хотела иметь такое платье и надеть его в какой-то особенный момент своей жизни, но этот момент все не наступает.

Габо. Первая сцена должна закончиться тем, что Белинду привяжут к кровати. Связывая, Сидалия кричит на сестру из-за всякой ерунды, которая крутится у нее в голове. Так мы убьем двух зайцев: раскроем характер Сидалии и дадим информацию о семейных отношениях.

Рейнальдо. Сначала Сидалия встает перед Белиндой и приказывает: «Немедленно сними это платье!» А затем начинает оскорблять.

Габо. Это решает проблему раздевания Белинды. Она сама снимает платье. И в тот момент, когда кажется, что все в порядке… Сидалия взрывается.

Сокорро. А еще Белинда надевает кружевные перчатки.

Габо. И не снимает их. Сидалия связывает ее вот так, полуголую, но в перчатках. Какой образ! И пока Сидалия связывает ее и оскорбляет, Белинда смотрит на нее с ненавистью, не говоря ни слова. Мы уже имеем представление, что она не немая; теперь мы понимаем, что Сидалия тоже это знает. «Молчи, стерва, проглоти язык, если хочешь, но слушай меня внимательно!» Это очень напряженная ситуация. Зритель замер в ожидании. И что теперь? Как поддержать этот уровень?

Рейнальдо. Почему бы нам не оставить перчатки на вторую сцену насилия, когда платье будет порвано? И только перчатки останутся в целости.

Роберто. Сцены насилия – головная боль режиссеров. Снимать их непросто. Вот американцы мастера в этом деле.

Габо. То же самое тридцать лет назад говорили о романах: