Ну здравствуй… Папа - Константин Владимирович Ежов

такой шедевр создать, крутится посреди улицы как персонаж старого гонконгского фильма, отбрасывая противников без касания. Да ещё и с лицом, как будто делает зарядку, а не участвует в уличной драке.

— Папа! — наконец выкрикнул Сашка, уже приходя в себя.

— Всё нормально, — бросил я. — Просто расслабься. Они сами уйдут. И хватит называть меня своим отцом на людях. Они же ведь нервничают, когда мужчина твоего возраста так называет парня моего возраста.

Но не ушли. Один, видимо, самый тупой, решил, что дело чести. С рёвом ринулся на меня, размахивая руками. Я шагнул в сторону, перехватил запястье и… тут снова это чувство. Тёплая вибрация где-то в груди, будто ток прошёл по нервам. И рука его вдруг стала мягкой, как резиновая, он завопил, а я, не соображая, отпустил.

— Что это было? — прошептала Светлана, подходя ближе.

— Моя духовная броня, — ответил тихо. — давно не откликалась, а тут вот… Никак мы притереться не можем. У тебя теперь тоже такая есть, но попроще, так что тебе будет легче с ней общий язык найти.

Через минуту вся троица лежала или стояла на четвереньках, а по переулку уже бежали люди с камерами, кто-то орал:

— Это реально! Он летает! Это что, трюк⁈

— Это дядя-Шаолинь! Смотрите, дым пошёл!

Глянул на свои руки — действительно, лёгкий пар поднимался от ладоней. Или показалось. Устало выдохнул, поднял кепку сына и сунул ему в руки.

— Уходим.

Толпа ещё какое-то время стояла, переговариваясь, снимая и смеясь — нервно, громко, будто смех мог спрятать страх. Но хорошо знал этот тип страха: бытовой, неосознанный. Такой, когда человек ещё не понял, что видел не пьяный мордобой, а нечто, чего не должно быть.

Я выдохнул.

— Уходим.

Сашка сглотнул, кивнул и уже машинально сунул руки в карманы — у него внезапно появилась эта привычка, будто он прячет что-то ценное, хотя из ценного у нас сейчас были только ноги. Мы пошли прочь, стараясь не бежать, не оборачиваться. Всё равно телефоны щёлкали за спиной, кто-то уже комментировал происходящее в прямом эфире.

Мир стал другой, но не в хорошем смысле.

Вечер тянулся тусклой ниткой. Дворы пахли мокрым бетоном и жареной рыбой из ближайшей забегаловки. Лужи собирали в себе остатки неона, но свет не грел. Только давил. Я чувствовал странное: как будто кожа на груди зудела изнутри. Это явно моя духовная броня про себя давала знать. Там, где недавно прокатилась волна — от удара или от силы, сам не понимал.

— Батя… — тихо начал Сашка.

— Не называй меня так при посторонних, а то шаблон им рвёшь. Они же так перелом мозга заработают на всю жизнь, видя, как взрослый мужик паренька отцом называет.

— Да я просто… ты видел, что было?

— Видел. Сам, наверное, делал

— Они летели, как будто в тебя что-то….

— Саш, — оборвал его. — Если хочешь жить спокойно, забудь. Это приёмы не твоего мира и там ни капли силы, а только тренировка и умения. И если разобраться, голая физика, как раз для этого мира.

— Как я это забуду⁈ Ты же….

— Забудь, — повторил, жёстко. — Слышал?

Он замолчал. Шёл, втянув голову в воротник. И я понимал — не потому что обиделся, а потому что действительно понял: иногда лучше не знать. Особенно, если твой отец внезапно оказался моложе тебя и бьёт людей, не касаясь их. На самом деле касаясь и ещё как, но как объяснить обывателю что такое акустический резонанс и стоячие волны. В общем, пусть лучше думают, что волшебство.

Мы свернули во двор, где когда-то стояли гаражи, теперь превратившиеся в импровизированные склады. Возле одной двери дымила бочка, в которой кто-то жёг фанеру. Двое подростков, увидев нас, тихо ретировались в сторону. Видимо, узнали. Интернет быстро делает легенды.

Ну, или просто форма Академии при Токийском университете выглядела здесь настолько инородно, что они решили не связываться.

Всё это выглядело бы уместно где-нибудь в Киото, но не здесь, среди облупленных пятиэтажек и запаха дешёвого пива.

Смотрелся, по правде говоря, как герой дешёвого аниме, попавший в постсоветский спин-офф.

— Переодеться бы тебе, — пробормотал Сашка.

— Насчёт меня, в принципе согласен. С другой стороны, где я бронежилеты способные мою одежду заменить найду. Да выделяться в них буду ещё сильнее. А тебе сейчас и так сойдёт.

— А потом?

— Потом будем думать.

Он кивнул, но глаза всё время скользили к моим рукам.

— Они ещё дымятся?

— Кто?

— Ладони. Я видел….

— Показалось. — Сунул руки в карманы, во избежание, так сказать. — Просто перегруз.

На самом деле не был уверен. В груди шевелилось что-то похожее на ток — не больно, но ощутимо. Как будто под кожей пульсировала старая, забытая система, проснувшаяся после долгой зимы. В общем, всё указывало на мою защиту. Увы, она работала не лучше моего дара, скорее даже хуже, но со временем конечно притрёмся, но когда это случиться… А тут ещё и чужой мир, чтоб его… Хотя сам виноват.

Мы вышли на проспект. Свет от витрин полосами резал глаза. Машины гудели, спешили. Казалось, город даже не заметил, что в его сером теле на секунду мелькнуло нечто чужое.

Но я-то знал — заметил. Просто пока делает вид, что нет.

У ближайшего киоска стояли трое — курили, смеялись. Один глянул на меня, задержал взгляд.

— Э, японец, форму потерял? — хохотнул.

Не ответил. Не до них. Сашка шагнул вперёд, но удержал его за плечо.

— Не надо. Они просто любопытные.

На секунду показалось, что один из них хочет подойти, но что-то в моём взгляде его остановило. Сила, что-то шевельнулась внутри, но не вышла наружу — как зверь, слушающий команду. А то бы он узнал у меня что такое Тьма и поле растяжения. До конца дней бы своих ссался бы во всех углах.

Мы свернули в подворотню. И только там Сашка выдохнул.

— Ты опять сделал это, да?

— Нет. Само.

— Само — не бывает.

— Бывает, если ты сам себе не принадлежишь. И если ты убийца драконов.

Он не понял, но и не спросил.

А я и не хотел объяснять — как рассказать человеку, что часть тебя живёт в слое, где воздух светится, а законы физики дышат, как живые? И вот такой меня хери учили люди. А с ними ещё и Дорогобудовы, которые вообще обучали творить такое….

* * *

До дома дошли в тишине. Ну, до той общаги, в которую нас заселили.

Я остановился перед дверью, глядя на облупленный номер «43».

— Иди. Я позже, — сказал ему.

— Куда ты?

— Гулять. Нужно понять