Его строптивый Огонек - Екатерина Юрьевна Васина

пока не спустились родители. Причем я невооруженным взглядом вижу, что они от Евы в восторге. Даже Милана сменила трольство на милость. И сейчас пытается повторить мостик и пройтись на нем хотя бы пару шагов. То и дело падает, ржет и снова пробует. Пока мама ее не выпроваживает в школу.

— Евочка, думаю будет здорово, если вы с Тимой придете к нам в гости через недельку. Тима, надеюсь про день рождение отцы ты помнишь?

— Нет, конечно, — отвечаю невозмутимо, — мои краткосрочная и долгосрочная память находятся в состоянии жесткой регрессии.

И тут же получаю шлепок полотенцем по плечу.

— Спасибо, дорогая. — мама возвращает кусок ткани Еве. Домработница Анна приезжает три раза в неделю, да и то на час позже чем раньше, так как моя дорогая женушка забрала себе ответственность готовить завтраки. Вот и сейчас уже успела разложить по тарелкам омлет с ветчиной и сыром, тосты, нарезать овощи и поставить небольшие пиалы с разными соусами.

— Очень добрая ты, мама. — я тоже кусаться умею. — Ева бы перед ударом завернула в полотенце кирпич.

— Скажешь тоже, Тима. Прекрати язвить. Вот он такой с детства, Ева, — весело жалуется мама, потягивая кофе, — с утра злющий как собака. Пока не поест. Потом резко становится милашкой.

Ева издает подозрительный звук, похожий на кашель. Точно пытается подавить смех. И сама присаживается к столу. Вот она утром редко когда ест что-то кроме кофе и крошечного бутерброда. Потолстеть что ли боится, дурында? Так у нее скорее дефицит массы.

В итоге, Ева сбегает первой. Потом уезжают родители, а потом уже и я. Так как сначала все необходимые упражнения с руками, а потом уже все остальное. Тем более сегодня особенно мерзко тянет большой и средний палец на правой руке. Так что даже кулак не удается полностью сжать.

Твою мать, ненавижу когда накатывает такое состояние.

Шрамы не болят так, как в первые месяцы, но они обжигают памятью. Тянут при любом движении, стягивают кожу, напоминают одним своим видом, что все, прежней точности движений уже нет. Поврежденные сухожилия срослись, но все уже не так. Я не рискну оперировать.

Даже спустя год чувствую легкую растерянность. Точно меня остановили на полной скорости и теперь непонятно, что делать и куда двигаться.

Ну а дальше день катится уже по привычной схеме. Сегодня я наблюдаю две сложные операции, потом совещание с братьями насчет бюджета и все остального. Ну и несколько консультаций. После которых я иду к своему физиотерапевту. Где меня перехватывает наш зав пластической хирургии Алексей. Вот же гад! Ощущение, что он мне маячок установил.

— Тимофей!

— Алексей. — не смотрю на него. — Давайте сделаем вид, что вы меня не нашли. А я закрою глаза и притворюсь как в детстве: если я чего-то не вижу, то значит этого здесь нет.

— Ваша совесть, Тимофей Сергеевич не даст вам этого сделать.

— Вот, Алексей, страшный вы человек! Вас ведь даже не уволишь. Вы ж лучший в своем деле. В первой тройке так точно стоите. И радеете, блин, за хорошую вещь. А меня заставляете выбирать между добром и финансами.

— Я ведь не просто так прошу. — он усаживается напротив, с легким скрипом придвигая стул. — Всего две трехместные палаты, больше не надо! Фонд “Феникс” семь лет работает с женщинами, которые реально прошли через ад.

— Символичное название, — криво усмехаюсь. — Восстают из пепла, да?

— Именно. — Кого-то муж искалечил, кого-то кислотой облили. Государство им помогает через ОМС, но на практике это годами ждать квоты, очереди, бюрократия. А у них нет этих лет. Они каждый день смотрят в зеркало и видят не себя, а чужую боль.

Я стискиваю зубы, потому что слишком уж живо представляю.

Алексей не отстаёт. Знает, гад, на что давить. Прибил бы, но реально один из лучших. Это он мне проводил реконструктивные операции. Уже после того, как хирурги собрали то, что было буквально по частям.

— Если мы дадим центру «Феникс» хотя бы пару палат — три на три койки — это будет колоссальный шаг. И не только для них. Это и для нас пиар, Тимофей Сергеевич. СМИ ухватятся. Но главное… — он на секунду умолкает и тихо добавляет: — главное, эти женщины снова смогут жить.

Я перевожу взгляд на физиотерапевта. Она с каменным лицом заполняет какие-то бумажки, делая вид, что ее здесь нет.

— Анна Ивановна, — тяну с интересом, — а у вас же вроде как дочка любит волонтерить по разным организациям. Про “Феникс” вам ничего не рассказывала?

— Рассказывала. — кивает та. А если бы я не спросил, то смолчала бы? — Она же у меня студентка юридического. Ходит и в “Феникс” помогать составлять документы. Рассказывала, что основательница Фонда открыла его в двадцать три года.

В итоге уже и все процедуры сделаны, а мы с Алексеем все продолжаем разговаривать. В итоге задерживаюсь на лишний час, но соглашаюсь поболтать с основательницей фонда. А потом уже решать стоит ли сообщать отцу или отказаться.

Увы, не все фонды благонадежны.

Домой я доезжаю уже на честном слове. В голове шумит от усталости, руки слегка ноют, а еще очень хочется свалить хотя бы на неделю куда-нибудь на море.

С Евой…

Точно устал, раз такие мысли в голову приходят.

Но женушка никак не хочет убираться из головы. Стоит мне расслабиться и все, сразу всплывает ее лицо.

Давай, придурок, себе то хоть не ври, а? Она тебе нравится. Именно тем, какая она есть. Нелогичная, умная, но порой позволяющая внутреннему ребенку брать верх, странная и внимательная. Например запомнила, что Милена не любит желтки, но обожает омлет. Потому делает ей белковый и добавляет туда мелко порезанную ветчину и зелень. Успела понять, что я с утра злой не потому, что злой, а потому что моему организму нужно первые полчаса просто для того, чтобы загрузиться до конца. Инге, например, на это было плевать.