Его строптивый Огонек - Екатерина Юрьевна Васина

рядом. — приказываю Дане, которая хоть и трясется, но выглядит собранной. — Я понесу Кирилла. — называю имя ее сына, который буквально несколько минут назад перенес операцию. И сейчас опутан проводами.

Мы почти выбираемся, когда вдруг откуда-то сбоку раздается хлопок. А затем вспышка и гул, точно само пространство раздирает на части. Машинально бросаю Дану на пол, сам накрываю мелкого всем телом, руками.

А сбоку взрывом выбивает стеклянную перегородку. Спустя пару секунд сотни осколков летят еше и сверху… Хирургическая форма не защищает, и быстро становится похожей на лохмотья.

Сначала боли не ощущаю. Просто усиливающийся жар и звон в ушах. Перед глазами немного все плывет.

Все вокруг фрагментами.

Меня поднимают.

Вижу форму пожарных. Они же выводят Дану, которая тоже оглушена, но вроде осколки ее не достали.

Забирают ребенка.

А затем приходит боль. Обжигающая, острая. И липкое на теле это не пот, а кровь.

В том пожаре никто не погиб. Несколько раненных из медперсонала, еще больше — испуганных.

А у меня десятки порезов и ожоги на руках.

Я усилием воли возвращаюсь в реальность. Так, все, с меня достаточно! Бесшумно возвращаюсь обратно в спальню и ложусь с мыслью, что надо заснуть. Пока не вернулась Ева.

Но моим нервам по хрену на мои желания. Овцы через забор прыгать отказываются, мантры не работают, техника дыхания показывает средний палец.

Снег продолжает падать за окном, отчего в спальне светлее, чем обычно. Но шторы закрывать не хочется.

Что еще мать расскажет Еве? Судя по-всему, про Ингу точно упомянет. До сих пор помню как позвонил ей из клиники, сразу после операции.

Мы должны были лететь отдыхать на море. Десять дней вдвоем.

Шрамы начинают ныть все разом. Долбаные фантомные боли, которые просыпаются вот в такие моменты.

“Я не могу набрать номер сам. Руки покрыты плотными повязками по локти. И чувствуются какими-то чужими, неправильными. Боль не ушла. но точно затаилась внутри, ждет пока обезболивающее закончит действовать.

Медсестра набирает номер Инги. Я прошу приложить телефон мне к уху, прижимаю аппарат плечом. Давай, малышка. ответь мне.

— Тимочка, привет, — фух, расслабляюсь, когда слышу ее голосок, — как у тебя дела? Слушай, я сегодня отпросилась с работы пораньше, хочу заехать и купить еще пару купа…

— Инга, — перебиваю ее и тяжело сглатываю.

Все же наглотаться дыма успел, в горле дико дерет, точно наждачкой.

— У тебя странный голос. — тянет она. — Что-то случилось? Тимочка, давай решай проблемы до отлета! Я хочу, чтобы ты там уделял все внимание только мне!

— Инга. Извини, вряд ли мы сможем полететь. Я в клинике, приезжай. Адрес пришлю.

— Что? — она ахает в телефон. — Я лечу!

Я опускаю голову на подушку. Отлично! Сейчас приедет Инга и мне станет легче. Родителей я отправил домой, хотя мама рвалась остаться со мной на ночь.

Инга влетает в палату. Хорошенькая, в нежно-розовом джемпере и короткой юбке, волосы заплетены в две французские косы, отчего она кажется еще моложе. Застывает на пороге и в ужасе прижимает ладонь к губам.

— Тимочка…что…что это?!

— Пожар в роддоме. — только и могу ответить. Хочу, чтобы она подошла ближе, обняла. Тогда и боль станет меньше, я уверен.

Но Инга продолжает стоять. Только смотрит на меня с испугом.

— Почему ты весь в повязках?

Приходится ей все рассказать с перерывами на воду, которую Инга подает мне, поколебавшись. почему-то создается ощущение, что она не хочет касаться меня. Хотя, наверное, все еще в шоке. Вон как побледнела, даже помада точно пропала на обычно розовых губах.

— Так что, — заканчиваю свой рассказ, понимая, что боль опять принимается вгрызаться в тело, — придется отложить поездку на неопределенный срок.

— Тимочка! — она присаживается в кресло, рядом с кроватью. — Тимочка, но мы же уже все запланировали! И все куплено. Я кучу нарядов прикупила. Слушай! — вдруг радостно хлопает в ладоши. — Ты же сам врач! Просто полечишь себя на отдыхе. Только повязки надо будет снять, а то они смотрятся ужасно!

Она точно в шоке, раз говорит такие вещи.

— Инга, это займет не один месяц. Извини, без вариантов.

Я не говорю, что мы не полетим оба. Но мой отпуск точно отменяется. Я уже мысленно прикинул какое лечение ожидает впереди. А еще стараюсь прогнать из груди противный холодок, который преследует меня с тех пор, как хирург сообщил о том, что на руках есть несколько очень глубоких порезов и парочка сильных ожогов. Они задели сухожилия и нервы.

Инга кусает губы, явно размышляет о чем-то. Я же прикрываю на мгновение глаза и жму кнопку вызова медсестры. Кажется, пора уколоться очередной дозой обезбола. Давно так паршиво себя не чувствовал. Бросает то в жар, то в холод.

— Тимочка, я придумала. — она широко улыбается. — Ты пока лечись, милый, поправляйся. А я поеду. Сам понимаешь, уже настроилась, да и чем тут могу помочь? Я не врач, только мешаться буду. А как вернусь, то сразу увидимся. Ты уже будешь здоров, без этих повязок. Тимочка, ты почему молчишь?

А я что, я ничего. Просто понимаю, что есть боль, которая запросто переплюнет физическую. Одно дело, когда стекла вонзаются в кожу, а совсем другое, когда в душу.

Я мысленно ругаюсь. Да какого хрена?! Сегодня день флешбеков что ли?!

И тут слышу как открывается дверь, затем едва уловимый звук шагов. Чувствую как Ева залезает под свое одеяло и прерывисто вздыхает. Да, блин, серьезно?! Вы там рыдали что ли на пару?!

Глава 15

Вот правду говорят: меньше знаешь — крепче спишь. Вот кто меня просил после Миланки спуститься на кухню следом за Анной. А там слово за слово, любопытство