Нравственный прогресс в темные времена. Этика для XXI века - Маркус Габриэль

нас. Поэтому не может быть, чтобы мы когда-нибудь оказались в ситуации, в которой мы вообще бы не знали, что нужно делать на моральных основаниях. Мы лишь никогда не знаем всего. Но фаллибельность равно не означает полного незнания положения вещей — это было бы фатально для этики. Фаллибельность означает, что мы можем заблуждаться в сложных моральных вопросах о фактах. В этическом плане из этого следует, что мы должны относиться к самим себе и другим людям снисходительно, то есть что мы не должны судить о решениях других слишком скоро. Однако эта этически надлежащая снисходительность не означает, что никаких объективных моральных фактов нет, но как раз подтверждает обратное: так как существуют моральные факты, которые в сложных ситуациях действия обладают огромной важностью, мы должны снисходительно и осторожно относиться к чужим суждениям и образам жизни.

С Богом в царстве целей и без

По крайней мере на этом месте у многих из вас, наверное, возникает вопрос, кто «определяет» универсальные ценности, если не Бог. Но этот вопрос покоится на ложных посылках. Спрашивать, кто «определяет» или «устанавливает» универсальные ценности, подобно вопросу о том, кто «определяет» или «устанавливает» тот факт, что у Земли есть спутник.

Не будь свободных живых существ с сознанием, не было бы этики. Если бы во Вселенной вообще не было жизни, ценности не играли бы никакой роли. Это не значит, что ценностей не существует, ведь мы находимся не во Вселенной без свободных, наделенных сознанием живых существ. Поскольку в случае ценностных представлений и ценностей речь, по сути, идет о нас как людях, а равно и о других живых существах, ценности всегда касаются нас, что отличает их от природных констант. Но из этого следует вовсе не то, что ценности не являются фактами, а лишь то, что они не являются простыми фактами природы, которые могут открывать естественные науки.

В целом, факты не «определяются» или «устанавливаются», а служат критерием того, верны наши представления или ложны. Хотя факты можно отрицать (и тем самым заблуждаться), они от этого не исчезают. Если моральные факты вообще есть, если вообще хоть когда-то бывает ясно, что мы безусловно должны делать, а от чего — безусловно должны воздерживаться, то эти факты никто не «определяет», в том числе Бог.

Разумеется, в ходе человеческой истории вновь и вновь возникают новые типы действий, о которых мы еще не размышляли в достаточной мере. Важным примером из наших дней являются возникновение социальных сетей и применение искусственного интеллекта в рамках цифровизации. До сих пор не существует разработанной этики искусственного интеллекта. Это не значит, что мы должны теперь изобрести новый каталог ценностей, скорее, мы должны узнать, какие новые типы действий подпадают под те или иные моральные категории [137].

Последуем вновь за терминологией Канта и назовем моральный универсум, то есть поле моральных фактов, царством целей [138]. Царство целей ни в коем случае не может быть принципиально скрыто от нас. Оно в основе своей заключается в том, что наши действия осуществляются намеренно, когда мы пытаемся преобразить действительность через целеполагание. Когда я иду купить клубники, я следую сложному плану: я беру ключ от своего велосипеда, жму на педали, соблюдаю правила дорожного движения, паркую свой велосипед, нахожу клубнику, несу ее на кассу и оплачиваю. Этот план не кажется нам таким сложным, как он есть, поскольку мы заучили подобные процессы. Его нельзя осуществить без целеполагания, которое руководит нашими действиями и тем самым структурирует действительность.

Существует Бог как высшая инстанция в царстве целей или нет, это не играет для структуры моральных фактов никакой роли. Ведь если мы должны или не должны что-то делать, это, в конечном счете, не может зависеть от того, что какой-то Бог ввел санкции. То, что детей нельзя мучить, является не просто решением Бога, которого стоит придерживаться из страха перед Божественным наказанием, то есть из тактического благоразумия, а моральным фактом, существующим с Богом или без него. Тот, кто отворачивается от религии и становится атеистом, тем самым не изменяет все свои моральные убеждения, но может придерживаться того, что большая часть его моральных суждений выдерживает это отречение.

В каком-то плане, без Бога непознаваемость царства целей станет даже еще менее вероятной. Ведь как должны были бы существовать в безбожной Вселенной моральные требования, полностью изолированные от нашего познания? Это было бы так, как если бы существовал слой еще не открытых моральных элементарных частиц, которые объясняли бы, почему что-то делать до́лжно, а от чего-то другого — до́лжно воздерживаться, но которые мы никогда не смогли бы увидеть.

Влиятельный американский философ права Рональд Дворкин высмеял этот сценарий, указав на то, что вряд ли существуют «мороны», то есть моральные элементарные частицы, которые физика будущего когда-нибудь смогла бы зафиксировать [139]. В равной мере абсурдно было бы, если бы существовало царство целей, которое не могли бы исследовать ни естественные, ни гуманитарные науки и в котором существовали бы моральные факты, касающиеся нас, но при этом не познаваемые нами.

По всем этим причинам моральные факты могут быть лишь частично независимы от нас, так как они должны быть принципиально и во многом познаваемы. Мораль должна быть доступна для смертных, будь она дополнительно обоснована божеством или же нет. Атеисты и политеисты, по сути, признают те же моральные факты, что и теисты.

Это наблюдение можно философски подкрепить много раз обсуждавшимся размышлением, восходящим не к кому иному, как к Платону, основателю систематической философской этики. В своем маленьком, но изящном раннем диалоге «Евтифрон» Платон сводит Сократа с Евтифроном, благочестивым гражданином Афин, перед зданием суда в Афинах. На момент разговора Сократ сам уже стоит перед судом, так как против него подал иск некий Мелет. Как известно, позднее Сократа приговорят к смерти за надуманные теологические просчеты (он якобы вводил новых богов и развращал молодежь).

В своем стиле Сократ быстро вписывает Евтифрона в философский диалог, целью которого является прояснить соотношение между благочестием и справедливостью. Для этого оба в условиях античного политеизма обсуждают не проясненный и поныне вопрос о том, как религиозная вера относится к моральным ценностям. В этой связи возникает постоянно используемая в современной (gegenwartigen) метаэтике дилемма Евтифрона. Дилемма Евтифрона выделяет два представления о соотношении Бога[140] и моральной ценности, кажущихся совершенно противоположными. Олицетворением позитивных моральных ценностей в платоновском словоупотреблении является справедливость (dikaiosyne) или благо (to agathon), когда он говорит еще более общо.

Два