Один я остался без силы 3 - Сергей Леонидович Орлов

непривычный комфорт. После всего пережитого ощущение было настолько странным, что я инстинктивно напрягся, готовясь к подвоху. Но тело отозвалось удивительной легкостью — никакой боли, никакого истощения.

— Ярослав? — знакомый голос Красновой прозвучал справа.

Я повернул голову и увидел её. Она выглядела… безупречно. Ни следа усталости на лице, волосы уложены в идеальную причёску, белоснежный медицинский халат без единого пятнышка. Её улыбка была тёплой и спокойной.

Медицинский халат? Почему она в нем? Ладно, во время боя, когда нужно было помочь раненым, но сейчас…

— Ты наконец-то очнулся, — сказала она, подходя ближе и присаживаясь на край кровати. — Мы так волновались.

— Сколько… — голос прозвучал неожиданно чисто, без хрипоты, которая должна была быть после моего состояния, — сколько я был без сознания?

— Три дня, — её рука нежно коснулась моего лба. — Но всё хорошо. Ты стабилизировался быстрее, чем мы ожидали. Твоя способность к регенерации впечатляет.

Я медленно сел, оглядывая помещение. Это была просторная палата с большими окнами, за которыми виднелось чистое голубое небо. Ни следа фиолетовых порталов, никаких искажений. Солнечные лучи заливали комнату мягким светом, создавая идиллическую картину выздоровления.

Слишком идиллическую.

— Где мы? — спросил я, стараясь, чтобы голос звучал нейтрально.

— В медицинском крыле восточного штаба, — ответила Краснова, всё с той же идеальной улыбкой. — Мы перевезли тебя сюда после стабилизации твоего состояния. Здесь безопаснее.

— А город? — я попытался сесть повыше, чтобы увидеть в окно.

— Восстановление идёт довольно быстро, — она поправила подушку за моей спиной. — Приоритетные объекты уже функционируют. Конечно, полностью отстроить всё займёт месяцы, но первые результаты обнадёживают.

Это звучало правдоподобнее, хотя что-то всё равно царапало сознание. Мелкие детали вокруг были слишком… идеальными. Палата казалась стерильно чистой для места, где всего три дня назад бушевала катастрофа планетарного масштаба.

— А что с детьми? С Алёшей, Глебом, Кирюшей?

— Они прекрасно себя чувствуют, — Краснова поднялась и подошла к окну. — Сейчас они в школе. После уроков обязательно навестят тебя. Они каждый день приходили, пока ты спал.

За окном виднелись аккуратные улицы восстановленного города. Люди спокойно прогуливались, не выказывая никаких признаков пережитого ужаса. Светило яркое солнце, по-летнему согревая город.

— А что с Кривцовым и Алисой? — я пристально наблюдал за реакцией Красновой.

— О, — она повернулась с лёгкой грустью в глазах. — После того, как ты закрыл порталы, генерал осознал свои ошибки. Он официально отказался от власти и увез дочь на лечение. Говорят, они сейчас где-то в горах, живут уединенно.

Слишком гладко. Слишком идеально. Кривцов, посвятивший жизнь захвату власти, просто признал ошибки и ушел в отставку? После всей ненависти, которую он испытывал к Долгоруким? И после всех попыток встать во главе государства?

Я осторожно коснулся своего сознания, пытаясь активировать способности. Странно, но они откликнулись мгновенно, без малейшего напряжения. Словно мощь, текущая через моё тело во время ритуала, не нанесла никакого ущерба, а наоборот, усилила до невероятного уровня.

— Вика, — сказал я, намеренно используя более интимное обращение, — кто еще пострадал? Потехин, Смольская…

— Михаил вернулся, — уголки её губ дрогнули в улыбке. — Представляешь? Мы считали его погибшим, но он выжил. Сейчас восстанавливается в соседнем крыле.

— А Смольская? — я внимательно наблюдал за её реакцией.

— К сожалению, она пожертвовала собой, — она слегка нахмурилась, но затем добавила нечто, что мгновенно насторожило меня. — Настоящая героиня.

Я едва сдержал удивленный взгляд. Героиня? Смольская? Женщина, которая руководила пытками в Особом Отделе? Которая хладнокровно отдавала приказы об уничтожении целых поселений с «неблагонадежными» жителями? Даже ее последнее самопожертвование вряд ли заставило бы кого-то из нас, особенно Краснову, назвать её «героиней». Возможно, «полезным союзником» или «неожиданной помощницей» — но никак не героиней.

Эта фальшивая нотка в словах «Красновой» подтвердила мои подозрения. Что-то здесь категорически не так.

Осторожно спустив ноги с кровати, я удивился, насколько легко двигалось тело. Ни слабости, ни головокружения. Я словно был полон энергии после долгого отдыха.

— Я хотел бы навестить Потехина, — сказал я, внимательно наблюдая за реакцией.

— Конечно, — кивнула Краснова, — но, может быть, сначала позавтракаешь? Ты не ел целых три дня.

Я не чувствовал ни малейшего голода.

— Потом, — я встал, проверяя равновесие. — Сначала хочу увидеть Потехина.

Краснова улыбнулась и открыла дверь.

— Как пожелаешь, Ваше Высочество.

Мы вышли в идеально чистый коридор медицинского центра. Белоснежные стены, мягкий свет, нигде ни пылинки. Медперсонал в безупречной форме, приветливо улыбающийся при виде нас. Эта неестественная идеальность только усиливала растущее беспокойство.

— Его палата в конце коридора, — указала Краснова.

Мы прошли мимо нескольких дверей. Из здания послышался смех — детский, беззаботный. Я замедлил шаг и заглянул в приоткрытую дверь.

Там, окруженный детьми из моего отряда, сидел Валун. Здоровяк играл с ними в карты, громко смеясь. Все выглядели счастливыми, здоровыми и полными энергии. Алёша, чья нога была серьёзно сломана, бегал вокруг стола без малейших признаков хромоты.

— Валун! — я не смог сдержать возгласа.

Здоровяк повернулся, и на его лице появилась широкая улыбка.

— Ярик! Наконец-то очнулся, лежебока! — он поднялся и подошёл к двери. — Мы уже начали делать ставки, сколько ещё ты проспишь.

Я внимательно изучал его. Валун выглядел… идеально здоровым. Ни следа ран, полученных во время битвы. Ни намека на ту мрачную сосредоточенность, которая всегда сопровождала его в критических ситуациях. И этот беззаботный тон…

— Как твои ранения? — спросил я, пристально наблюдая за его реакцией.

— Какие ранения? — он удивлённо приподнял брови, затем рассмеялся. — А, ты об этом. Пустяки! Всё зажило, даже шрамов не осталось.

Валун, которого я знал, гордился своими шрамами. Он считал их знаками чести, свидетельствами выживания в невозможных ситуациях. Он никогда не назвал бы свои ранения «пустяками» — особенно те, что получил, защищая других.

— Присоединишься к нам? — он кивнул на карточный стол. — Дети скучали без тебя.

Я отрицательно покачал головой. Что-то было категорически неправильно в этой картине. Алёша не мог так быстро восстановиться. Дети не могли быть одновременно в школе и здесь. И Валун… он был совершенно другим.

— Потом, — сказал я. — Сначала хочу увидеть Потехина.

Мы дошли до конца коридора, и Краснова открыла последнюю дверь.

— Михаил, смотри, кто пришёл навестить тебя, — произнесла она с теплотой.

В