Хроника моей жизни - Савва (Тихомиров)

1852 год

Новый год благополучно встретил я под мирным кровом Знаменской обители вместе с любвеобильным настоятелем ее, отцом архимандритом Леонидом. Недолго оставался со мною под одним кровом мой добрый хозяин; вскоре после праздника Крещения он отправился в свою пустынную Вифанию, куда призывали его ректорские обязанности. Я же, оставшись один, предался своим обычным занятиям – описанию достопримечательных предметов Патриаршей ризницы и греческих рукописей Синодальной библиотеки. В то же время почти постоянно исполнял разные, важные и неважные поручения, возлагаемые на меня и родными, и посторонними лицами. Между тем не прерывались у меня и письменные сношения с друзьями и знакомыми.

27-го числа писал мне из Вифании мой почтенный хозяин, отец архимандрит Леонид:

«Прежде всего прошу вас быть снисходительным к этому письму, которое, вероятно, будет или коротко, или бессвязно, или то и другое вместе. Если угодно, объясню и причину. У меня на ноге лежит пластырь нарывной мази под вытягивающим пластырем: ногу щиплет и рвет и весь организм в некотором раздражении. В таком случае и мысль спокойна быть не может. Впрочем, прошу не заключать из этого, что я принадлежу к новой школе исторической, где все нравственные действия хотят решительно обусловить местными физическими влияниями. Я готов в этом отношении держаться середины: дать свободный полет духу, уступив нечто и физическим влияниям. В общем, это повернее.

Признаюсь вам, очень жалко мне было, что пропустил приятный случай провести с вами несколько дней; но это искупилось для меня тем спокойствием и добропорядочностью жития, какими пользовался я на 1-й неделе. Вы постоянный житель Москвы и к ней привыкли; для меня же она в тягость. Еду в Москву всегда с неохотою, в Москве обживаюсь, сдружаюсь с ней, а домой возвращаюсь с отягощением. Право, если бы можно, и на Светлую неделю не приезжал бы.

Очень утешительно для меня впечатление, произведенное на вас статьей о Слепцове. Оно послужит мне ручательством, что имя моего друга будет иногда и вами произнесено на молитве, преимущественно литургийной. Много с тех пор новых имен надобно мне присоединить к списку почивших… Но извините, чувствую прилив крови к голове и после припишу или теперь же докончу при пожелании вам всех милостей из сокровищницы Господа Иисуса Христа. Брата целую и вас обнимаю. Прощайте.

Февраля 29 числа. Прошу вас передать брату при свидании, что письмо его я получил и весьма благодарен. Оно должно было поколебать несчастную уверенность некоторых из здешних, охотно принявших известие, будто покойный Гоголь был в белой горячке. Как видно, слух этот распущен теми достойными христианами, которым все, что отзывается религиозностью, что носит печать христианства, представляется сумасшествием.

Здоровье мое, благодаря Бога, поправляется, но выходить боюсь: погода здесь пресквернейшая».

Так как мой добрый хозяин, отец архимандрит Леонид, не рассудил приехать на Светлую неделю в Москву, то я долгом почел поздравить его с праздником письменно, причем выразил недоумение, не мое ли продолжительное пребывание в его настоятельских покоях заграждает ему путь во вверенную ему обитель. Но это неосторожное с моей стороны недоумение вызвало сильный упрек со стороны благороднейшего отца Леонида. Вот что писал он мне от 6-го апреля:

«Воистину воскресе! Многоуважаемый и сердечно любимый отец ризничий святейших патриархов и Святейшего Синода!

С особенным чувством принял я к сердцу христианское приветствие ваше. Признаюсь, однако ж, что оно глубоко возмутило меня. По прочтении его внезапно посетила меня мысль, которою меня как варом обдало. Представилось мне, будто бы вы предполагаете, что не приезжал я на праздник Пасхи, а тоже и на Сырную неделю, опасаясь как вас стеснить, так и себе не найти простора. Желаю, чтобы я ошибался в этом, чтобы вовсе не было в вас подобной мысли; если, к сожалению, она посетила вас, то прошу и умоляю вас изгнать ее без всякой пощады и верить, сколько можете вы иметь доверия к искренности моих чувств к вам, что никогда, ни на минуту не посещала меня эта мысль и что я приношу большую жертву, лишив себя случая к сближению с вами, что я желал бы не для вас, а для себя всяких замедлений в перестройке ваших келий, замедлений, которые доставили бы мне возможность провести с вами лето, как провел две-три недели зимы. Причин у меня много: одни вам известны, другие не стоят известности; но все вместе они стали стеной между моими Вифанскими кельями и Москвой. В ожидании личного свидания надеюсь видеть вашу благородную душу и ваше расположение ко мне в тех письмах, которыми вы, конечно, не оставите время от времени утешать меня. Желаю вам, чтобы вся ваша жизнь казалась вам светлой неделей и была зарей света невечернего, которого всех нас да не лишит Светодавец.

Душевно преданный вам архимандрит Леонид».

10-го июля писал я в Абакумово своему другу отцу Граменицкому:

«Спешу, не дожидаясь оказии, удовлетворить вашему давнему желанию: вот вам, наконец, и Введение в богословие знаменитого Макария: читайте, наслаждайтесь и назидайтесь им.

Письмо ваше от 15-го июня и при нем бурак (бурак – сосуд из бересты цилиндрической формы. – Примеч. ред.) куриных произведений я получил 20-го числа. За то и другое приношу усерднейшую благодарность: первое приятно, а последние оказались очень вкусны. Благодарность за первое принадлежит неоспоримо вам; а признательность за последние, без сомнения, должна относиться к Александре Васильевне.

Епископ Леонид (Краснопевков)

Нового о себе скажу вам то, что, пользуясь свободным временем, я совершил нынешней весной два путешествия: в Лавру и Новый Иерусалим. В Лавре я был в последней половине мая: погода была чудеснейшая. Там пробыл я 8 суток: все видел и со всеми виделся; провел время приятнейшим образом; в академии и в Вифании приняли меня так, как я не мог и воображать: так были все ко мне внимательны и обязательны! А сверх всего этого, я удостоился там, паче всякого чаяния, получить награду. Мой приезд в Лавру случился в один день с прибытием туда высокопреосвященного митрополита: 25-го мая, в Неделю Всех святых, владыка, назначив меня с собой на служение в Троицком соборе и во время службы заметив, что у меня нет при бедре духовного меча, распорядился тут же препоясать меня оным. Не столько важна, конечно, награда, сколько дорого внимание архипастыря.

Спустя недели три по возвращении из Лавры я отправлялся дня на три, не более, в Новый Иерусалим и