Первое ракетное соединение нашей страны - Сергей Леонидович Зубович

организации непосредственно несения боевого дежурства и его обеспечении. Я не касаюсь боеготовности техники. Она, конечно, была в состоянии, которое определила техническая документация. Кстати, готова она была раньше, чем решились проблемы быта офицеров, создания рабочих мест для боевых расчётов…

Офицеры первое время жили в кубрике дома, сохранившемся после войны, спали на двухъярусных солдатских кроватях. Горячей воды не было и элементарных душевых кабин – тоже. После боевых дежурств нас возили в городскую баню – это семь км пути. Отсутствовала офицерская столовая. Кроме ленинских комнат собраться было негде, занятия проводили в том же самом кубрике.

Но постепенно, благодаря инициативе командования, наша жизнь налаживалась. Одну из казарм выделили для офицеров. Её разделили на кубрики, каждый на 3–4 человека. Открылась офицерская столовая, где установили столы на четыре человека. Затем для расчётов, несущих боевое дежурство, ввели специальные норму и рацион питания, как практиковалось это у лётного состава ВВС. Кардинально улучшалось материальное обеспечение боевого дежурства в целом. Периодичность боевых дежурств определялась двумя неделями: две недели безвыездно на точке и две недели – обычная служба.

В свободное время, в период «обычной» службы, а его бывало очень и очень мало, использовалось по вечерам – кино, принудительные репетиции в хоре, в субботу и воскресенье – вечера отдыха в ГДО, где всегда было людно за счёт приезжих из близлежащих населённых пунктов девушек. При Доме офицеров имелся небольшой буфет, в котором можно было перекусить и выпить вина. Кроме этого, практиковались выезды в город Калининград – самостоятельные экскурсии по городу, посещение магазинов, музея янтаря, зоопарка. Осматривали развалины королевского замка, ходили на могилу Канта…

Монотонное протекание службы, неустроенность быта формировали своеобразный образ жизни отдельных, уже сформировавшихся по интересам разных групп офицеров. Некоторые из нас жили в Гвардейске, в офицерском общежитии. Это были те, которые приехали в полк раньше нас. Выглядели они поопытнее по сравнению с нами, имея несколько иные интересы. Они много играли в преферанс в прокуренных комнатах, держались обособленно и во многом составляли «единое братство», например, в отношении личных вещей и взаимоотношений между собой.

Другая группа – это семейные молодые пары, ставшие мужем и женой, как правило, сразу после выпуска из училищ или чуть-чуть позже. Не имея собственного жилья, они скитались по снимаемым комнатушкам и углам у местных жителей города и других населённых пунктов, ожидая своей очереди получения хотя бы комнаты в квартире. У некоторых уже появились дети. Вот у них-то забот было гораздо больше. Квартиры же или комнаты для офицеров, хотя и медленно, но появлялись: строились дома. Получение жилья всегда было шумным и весёлым праздником, отмечавшимся большим количеством друзей и товарищей.

Становление полка и дивизионов находилось под пристальным вниманием не только нашего командования (тренировки, проверки, комиссии, и т. д.), но и военно-политического руководства страны. Например, наш полк и дивизион посетили Маршал Советского Союза С. С. Бирюзов, ставший Главнокомандующим РВСН в 1962 году, и Председатель Верховного Совета СССР Л. И. Брежнев.

Маршалу С. С. Бирюзову на боевой позиции попался на глаза лейтенант В. Лупандин, общий любимец, юморист. Симпатичный, с красивой светло-рыжей шевелюрой, небольшими бакенбардами, голубыми глазами он имел выразительную внешность. Однако, как назло, а может быть, и на наше общее счастье, он был в потертой шинели и очень неприглядного вида. Маршал задал вопрос: «Почему вы носите такую неопрятную шинель?» На это Лупандин, не задумываясь, ответил: «Товарищ маршал, шинель для нас является единственным обмундированием, которое мы носим и при работе на технике, и в повседневной службе, и при несении караульной службы, вот она и поистёрлась».

Командир полка подтвердил слова лейтенанта. Реакция С. С. Бирюзова была быстрой. Вскоре нам, всем офицерам полка, выдали технические куртки, правда, уже бывшие в употреблении (у меня оказалась куртка с надписью по принадлежности «ефрейтор такой-то», правда на собачьем меху!), но это уже было достижение, а через год-два для офицеров-ракетчиков ввели удобную спецодежду.

В своих воспоминаниях я кратко поведал о некоторых, на мой взгляд, интересных моментах лейтенантской службы в 24-ой рд в 1959–1962 годах.

Надо признаться, что судьба уготовила мне интересную службу того периода. Выше я уже говорил о том, что командование полка и дивизиона меня отмечало в лучшую сторону, что, в конечном итоге, сыграло решающую роль в принятии ими решения отпустить меня на учёбу в высшее военное учебное заведение. Кстати сказать, получить подобное разрешение в те годы было довольно трудно: конкуренция велика, да и, объективно говоря, офицерских кадров не очень-то хватало в ракетных частях.

Факт разрешения мне моего отъезда из полка на сдачу экзаменов в ВВУЗ имел такую предысторию.

На территории жилого городка дивизиона стояло небольшое необжитое кирпичное здание, оставшееся от войны. Учитывая, что я с удовольствием занимался с личным составом спортивными играми (волейбол, баскетбол), мне стали известны желания солдат и сержантов иметь спортивный зал. Поскольку до училища я окончил техникум, в котором у нас был солидный предмет по проектированию промышленных зданий, я предложил командованию дивизиона сделать проект реконструкции данного здания под небольшой спортзал. Мое предложение было одобрено, и такой проект я сделал с расчетом необходимого объёма строительных материалов. Чертежи, как учили, были представлены в соответствии с ГОСТ, красиво, по всем правилам.

Командование полка поддержало проект, выделило строительные материалы. Зал был построен хозяйственным способом. Солдаты работали на строительстве с большим энтузиазмом. В нём стали тренироваться штангисты, гиревики, гимнасты.

Но… Осенью 1961 года наступил период подачи рапортов на поступление в академии на учебу. Подаю рапорт и я. Докладываю рапорт командиру дивизиона, назначенному на эту должность совсем недавно (он – фронтовик, имел образование не полное, на учёбу вообще отпускал с неохотой). Глядя на рапорт, говорит мне: «Лейтенант, зачем тебе учёба, ты и так достаточно учился – вон какой проект спортивного зала сделал. Подождём». На учебу в академию в 1962 году я уже не попадал, а это была моя большая мечта….

31 декабря 1961 года в Доме офицеров, естественно, проводился Новогодний бал. Мне было на нём грустновато, т. к. со мной не было моей молодой жены Татьяны – у неё в институте началась сессия. И она находилась в Тамбове. К тому же, совсем недавно прошло очередное распределение офицеров дивизиона для поступления в академии и высшие военные училища на 1962 год, а я в список из-за проекта спортзала не попал.

Слоняюсь по праздничному залу с грустной миной на лице. Подошёл ко мне командир нашего полка Борис Михайлович Спрысков и поинтересовался, почему я не очень-то весёлый. Пришлось объясниться. Борис Михайлович подозвал к себе секретаря партийной организации нашего дивизиона капитана Аполаева и спросил у него: «Почему лейтенант Исаев не включён в список офицеров, поступающих в ВВУЗ на 1962 год?». Аполаев быстро нашёлся с ответом: Виктор Исаев запланирован на повышение в должности, и его отпустим через год. Охарактеризовал при этом меня положительно.

Через два дня командир полка вызвал меня на беседу, в ходе которой он попросил у командования дивизии дополнительное место для меня. «Куда?» – спросил он меня, не кладя трубку. Я назвал Ленинградскую военную академию им. А. Ф. Можайского.

Моя служба в полку продолжилась в той же должности, а в августе 1962 года, успешно сдав вступительные экзамены, я стал слушателем «Можайки».

Академию я окончил с отличием в 1967 году и был направлен в Центр управления ИСЗ и КО (Подмосковье) инженером-испытателем. Затем была служба в ГУКОС МО и Главном управлении вооружения Военно-космических сил стран.

Вся моя служба после окончания академии была связана с созданием военно-космических систем. Этим, занимались в различных местах и мои прежние сослуживцы, т. е. я имею право сказать, что в эти важные дела внесли свой вклад и «гвардейские гвардейцы» – первые ракетчики страны.

Из армейских рядов уволился по возрасту в декабре 1989 года.

Мне непременно хочется отметить интересное для меня совпадение.

В ракетном полку мы несли боевое дежурство и службу на ракетах Р-5М, а во время службы в ГУКОС МО судьба подарила мне счастливую возможность быть знакомым по работе с выдающимся генеральным конструктором Д. И. Козловым. Дважды Герой Социалистического Труда, многократный лауреат различных премий. В молодости он работал в КБ Королева С. П. ведущим конструктором, занимаясь как раз разработкой, созданием и сдачей ракеты Р-5М на вооружение.

Моим прямым начальником длительное время был Герой Социалистического Труда, лауреат Государственной премии генерал-лейтенант В. В. Фаворский, который в годы создания Р-5М являлся ведущим инженером в военной приёмке по этой тематике.

Во время службы мне приходилось тесно работать с выдающимися начальниками и учиться у них военному профессионализму: начальник ГУКОС МО (УНКС) генерал-полковник, Герой Социалистического труда,