И море, и Гомер – всё движется любовью… - Евгений Михайлович Голубовский

26 апреля 1935 года одновременно был произведён арест двух журналистов, одесских друзей – Бориса Флита, жившего в то время уже в Москве, и Александра Аренберга, приехавшего в Москву из Одессы в связи с увольнением из газеты. Обоих обвинили в… контрреволюционной агитации.

А конкретно Аренбергу поставили в вину, что два года тому назад, в 1933 году, приехав в Москву, он рассказывал на квартире Флита в кругу старых одесских знакомых о голоде в Одесской области, а в 1935 опять же в компании журналистов говорил о том, что провален сев и вновь возможен голод.

Следствие не интересовало реальное положение дел. Сам факт сообщения о голоде был контрреволюционным.

Три месяца длилось следствие. И хоть Аренберг отрицал участие в антисоветских разговорах, но Особое совещание приговорило его к трём годам ссылки. Можно сказать, что ему повезло, и срок был «вегетарианским». Борису Флиту повезло меньше. Осуждённый также на три года, он затем в ссылке повторно был приговорен к расстрелу.

Аренберг через три года вышел из заключения. Помог ему Константин Паустовский. Сегодня уже не узнать, как и чем. Но сохранился черновик письма Аренберга Паустовскому, в котором он писал: «Дорогой Константин Георгиевич! Люди познаются в беде. В отдельных случаях этот признак, конечно, излишен. Не нужно было никаких несчастий, чтобы всегда видеть в Вашем лице человека чуткого, отзывчивого, лишённого какой бы то ни было чёрствости. И хоть не нужны были никакие доказательства, они пришли помимо моей воли. Лучше было бы, конечно, если бы не надо было проявлять ко мне свойственную Вам сердечность. Но факт налицо. Ничего не попишешь…»

«Ничего не попишешь» (двусмысленная фраза) – это урок самому себе. В журналистику Александр Аренберг не вернулся. Не попишешь… Приехав в Одессу в 1939 году, пошёл работать на киностудию. Мемуаров не писал… Умер в Одессе 21 марта 1966 года.

Дружеские отношения с Паустовским сохранялись всю жизнь. И вот у меня в руках одно из вещественных доказательств этих отношений. Книга «Время больших ожиданий», изданная «Советским писателем» в Москве, в 1960 году. Из Тарусы в Одессу прислал ее Константин Георгиевич. На титульной странице две надписи. Первая – дарственная.

«Дорогому старому другу Александру Анисимовичу Аренбергу – на память об Одессе двадцатых годов.

К. Паустовский

24.10.60.

Таруса.»

А дальше, рискну предположить, что Константин Георгиевич представил, как будет читать книгу старый одессит, знающий каждый камень в родном городе, и продолжил:

«Простите мне некоторые неточности в этой книге, памятуя, что это не мемуары, а свободная повесть.

КП»

Трудно подобрать более точные слова.

Конечно же, повесть – художественное произведение.

Конечно же, свободная. Насколько можно было быть свободным в дни «оттепели».

И ещё – круг ассоциаций…

Помните, у Пушкина: «И даль свободного романа я сквозь магический кристалл ещё неясно различал».

От свободного романа, где есть глава об Одессе 1820-х, тянутся нити вдохновения к свободной повести об Одессе 1920-х годов. Менялись годы, власти, оставался город. И море – свободная стихия…

Такие мысли неожиданно вызвал автограф Константина Паустовского, прочитанный в 2017 году, в котором 31 мая исполнилось 125 лет со дня рождения писателя.

Магдалена Вериго

Иногда книжные поиски приводят к самым неожиданным результатам.

Одну историю подобного рода захотел вспомнить, рассказать.

Она началась для меня в 1976 году, когда я опубликовал статью в «Вечерней Одессе» – «Есенин по конкурсу не прошёл»

В 1913 году в Российской империи очень широко отмечался юбилей необычайно популярного тогда и почти забытого сегодня поэта Семена Надсона – 80-летие со дня рождения и 25-летие со дня смерти. Общество деятелей периодической печати и литературы в Москве специально объявило конкурс лирических стихотворений на премию имени Надсона среди начинающих поэтов.

В жюри вошли В. Брюсов, И. Бунин, В. Вересаев и многие другие известные писатели. Нужно ли объяснять, что конкурс, широко объявленный в печати вызвал интерес буквально во всей стране. Вересаев сообщал в газете «Русские ведомости», 18 марта 1913 года, что на конкурс поступило 5023 стихотворения от 761 молодого автора.

Среди тех, кто послал свои стихи и с нетерпением ждал решения жюри, был Сергей Есенин.

«Спроси его, как конкурс,» – пишет он другу юности Г. Панфилову. «Скоро ли кончится конкурс Надсона», – это из письма к своей знакомой М. Бальзамовой.

2 апреля 2013 года жюри конкурса сообщило свое решение.

Первое место никому присуждено не было.

Среди четырех конкурсантов, получивших вторые премии, как и среди пяти, получивших поощрительные дипломы, Сергея Есенина не было.

Мы никогда, как видно, не узнаем, что за стихи послал на конкурс Есенин, ибо, как сообщало жюри «Рукописи и конверты с именами авторов не удостоенных премий, уничтожены в присутствии членов жюри»

Можно было бы отнестись к этой истории, как к курьёзу, ведь любой конкурс – лотерея и выудить из 5023 стихотворений действительно достойные трудно. И я мог забыть об этом эпизоде, если бы…

Меня поразило, что среди четырех авторов, удостоенных второй премии была одна одесситка – Магдалена Брониславовна Вериго. А я ничего не знал вообще про такого поэта. Профессор Бронислав Вериго, физиолог, в Одессе работал. А поэт…

Ни в одной из одесских библиотек не было её книг. В каталогах русской поэзии Тарасенкова и Розанова не было ее книг. А может это очередной миф? Очередная Черубина де Габриак, за которую написал стихи кто-то из одесских поэтов? И всё же оказалось, что была.

В «Записных книжках» Александра Блока запись за 7 ноября 1915 года:

«В семь часов вечера Магдалина Брониславовна Вериго (о стихах) – до 1-го часу!»

Что-то да значил этот восклицательный знак Блока. Три часа беседы. И его намерение составить номер из стихов молодых для «Нового журнала для всех», включив туда и стихи Магдалены Вериго.

Это сейчас есть интернет, есть ГУГЛ, взглянул только что – и википедия, и ссылки… А тогда только библиотека, только расспросы…

Постепенно выяснил, что не только была в Одессе такая поэтесса, но и выпустила книгу стихов, как минимум одну. В каталоге Сергея Лущика обнаружилась запись о книге стихов Магдалены Вериго «Каменья и металлы», с автографом за 1914 год, пропавшей из библиотеки.

Выяснилась, что она была и художницей. В каталоге 2-ой объединённой выставки одесских художников 1913 года, объединившей авангардистов и традиционалистов, обозначены десять её-картин, под номерами 16–25.

Опубликовал об этом заметку в газете. Попросил откликнуться тех, кто знал Магдалену Вериго.

И произошло чудо.

Моя приятельница одесская художница Надя Гайдук, переехавшая жить в Москву, позвонила мне, что знает художницу