Ну ты, Маша, и коза! - Лина Филимонова

– Ч-чего?

– Пожалуй, для начала обойдусь без ремня.

И он… шлепает меня по попе!

– Ай!

– Больно?

– Да!

– А так?

Он шлепает еще сильнее.

– Да!

– Рад, что тебе нравится.

Козел!

– А-а-а! – ору я. – За что вы меня лупите?

– А ты не знаешь?

– Нет! Ай!

– За то, что крутишь хвостом. И вертишь перед всеми своей дерзкой попкой. За то, что без уважения относишься к старшим…

Каждое слово сопровождается смачным шлепком, от которого моя попа полыхает огнем.

Это полный беспредел! Я не могу поверить, что это происходит на самом деле.

– За то, что провоцируешь, дразнишь, манипулируешь, – продолжает мой явно слетевший с катушек босс. – Ты плохо себя ведешь, Машенька. Кто займется твоим воспитанием, если не я?

Глава 57

Роман

Вдох-выдох. Тише, тише…

Дыши, Рома, дыши. Выдыхай. Подбери слюни. И яйца. И… мля! Как не наброситься на нее и не всадить по самые?..

– Прекратите!

– Ну что ты, Машенька. Я только начал.

– Гад! – пищит она. – Тиран и садист!

– Еще какой.

Вот только я уже не шлепаю разгоряченную покрасневшую попочку. Я ее глажу, мну и тискаю.

Идеальная!

Как налитой спелый персик. Который только и ждет, когда в него вонзят…

Маша, которая только что лежала спокойно и лишь пищала, вдруг начинает отчаянно возиться на кровати. Видимо, суровое воспитательное садо-мазо ей все же нравилось, а вот мои внезапные нежности – не очень.

Раз – и она выпутывается из юбки с майкой, стаскивает их через голову. Остается в одних лишь стрингах. То есть, практически голенькая.

Вся – как спелый налитой персик.

Она поднимается на четвереньки. Фак… От открывшегося вида я стремительно теряю остатки разума.

Это лучшее, что я видел. в жизни! Упругие стоячие арбузики с торчащими розовыми сосочками. Тонкая талия. Небольшой аппетитный животик. Так и укусил бы его!

Машенька садится на колени. Я стою перед ней. Между нами стоит он.

Мой раздувшийся от спермы, предельно напряженный, разрываемый дикой похотью член.

Он покачивается из стороны в сторону, притягиваемый одновременно двумя магнитами – левым и правым соском Машеньки.

А она, удивленно расширив глаза и приоткрыв ротик таращится на него.

– Боже… – срывается с ее губ.

Это звучит скорее испуганно, чем восхищенно.

Что, такой страшный?

Маша делает неожиданную вещь: просто зажмуривает глаза. А для верности закрывает лицо руками.

Как маленькая девочка! Типа – я в домике. Я ничего не вижу, меня никто не видит… Если бы!

– Рома… – шепчет она. – Прости меня.

Что это еще за покаяние? Неужели мое воспитание сработало?

Или коньяк? Или…

– Маш, что случилось?

– Я… Я…

Ее непослушные губы пытаются что-то прошептать. Но ничего не выходит. Ей как будто страшно в чем-то признаться.

Настолько страшно, что зажмуренные глаза и лицо, закрытое руками, не помогают.

– Что такое, Машенька? – ласково спрашиваю я.

А сам уже оборачиваю бедра слетевшим полотенцем. Потому что понимаю – нет. Это точно – нет.

Ничего не будет.

Маша не в адеквате. В ней сто пятьдесят коньяка, примерно столько же невыплаканных слез, и – пара литров дури. Которую я так и не смог выбить.

Мля. Вернуть на место полотенце не получается. Максимум, что я могу сделать – повесить его на член, как на перекладину для сушки.

Пока Маша мучается от неведомого раскаяния, я достаю из шкафа шорты и надеваю их

– Рома… – снова начинает она.

Ну вот. Мы перешли на “ты”. Хоть какой-то прогресс.

– Да, моя козочка.

На этой фразе она убирает руки от лица, резко распахивает глаза и выпаливает:

– Я сказала Богдану, что выхожу замуж.

– За кого?

– За тебя.

Капец…

– Прости!– лепечет она.

– А с чего такие крайние меры?

– Да потому что он… Он… козел и кобель!

Ясно.

Он – кобель. А я кто?

Лох педальный?

Глаза у Маши теперь открыты. И до нее, похоже, внезапно доходит вся пикантность ситуации. Она пытается прикрыть грудь руками. Растерянно улыбается, потому что сама понимает тщетность этих попыток.

– Я такая дура… – шепчет она.

Не могу не согласиться.

Я протягиваю ей свой гостиничный халат. Помогаю встать и завернуться в него.

Она теперь слишком близко!

А я все еще пытаюсь собрать остатки воли и разума…

Маша поднимает на меня свои огромные глаза, наполненные слезами. Утыкается мне в грудь и всхлипывает. Я глажу ее по голове.

Да, она малолетняя дурочка. Богданчик – это просто детская ветрянка, которой нужно переболеть. Нет там никакой любви.

Но больно ей сейчас по-настоящему. Я это понимаю. Кто не страдал от несчастной любви в девятнадцать лет?

– Это пройдет, – говорю я.

– Когда?

– Завтра.

Она всхлипывает сильнее. Прижимается ко мне мокрой щекой.

– Ну всё, – говорю я.

– Что – все?

– Иди.

– Куда?

– В свой номер.

– Ладно… – растерянно шепчет она.

Нахер!

Я ей не подружка. И сила воли у меня на исходе.

Поэтому я открываю дверь и практически выгоняю растерянную Машу. Потом, правда, догоняю. Потому что ключ она забыла. Вместе со всей одеждой.

Я помогаю ей открыть дверь, заталкиваю ее в номер.

Иду к себе.

Вопрос дрочить или не дрочить больше не стоит. Стоит хер. Просто на разрыв.

Захожу в ванную. Сжимаю его в руке. Пара движений. Сиськи Моники перед глазами.

Я выстреливаю в потолок…

Глава 58

Маша

Боже, как стыдно!

Наверное, я никогда в жизни так не умирала от стыда и неловкости. Даже после той злосчастной кладовки. Тогда я хотя бы не раздевалась и не предлагала себя!

И не просила на мне жениться.

Какое позорище…

Что это было вообще? Коньяк? Нет. Мое безумие началось раньше. Коньяк его только подстегнул. Все дело в Богдане! Мне было так больно… Так хотелось отомстить… Что я совсем потеряла адекватность.

Я лежу в кровати. В своем гостиничном номере. И постепенно вспоминаю все больше подробностей вчерашнего вечера.

Лучше бы я ударилась головой и у меня отшибло память! Это невыносимо… Стыд накатывает на меня волнами. Чувствую, как у меня пылают уши и щеки. И, немножко, – попа…

Он шлепал меня, а я лежала голая на его кровати!

Как я теперь встречусь с Романом? Как посмотрю ему в глаза? Да я умру на месте!

О! Я знаю, что нужно сделать!

Надо собрать чемодан. И уехать. Быстро и незаметно.

Улететь домой, там уволиться в отделе кадров, пока Романа нет. И больше никогда с ним не встречаться!

Ага, и еще переехать. Как можно дальше. Переселиться в Антарктиду. К пингвинам. Там