Фарангис - Махназ Фаттахи

Неожиданно на небе вновь показались самолеты. Схватив Рахмана, я бросилась к окопам, чтобы снова переждать бомбардировку. Когда очередная атака завершилась и все люди вышли из убежищ, Рахим, взяв в руки лопату, обратился ко всем:

– Нам нужно поторопиться и как можно быстрее вырыть могилы, пока эти проклятые саддамовцы вновь не налетели на нас.

Выдвинувшись вперед с единственной лопатой, имевшейся у нас в тот момент, Рахим принялся копать могилу, как вдруг в небе снова появились самолеты. Все двадцать человек, собравшиеся для похорон, в неудержимой панике стали запрыгивать в яму, которую рыл Рахим.

– Что вы делаете?! Остановитесь! – кричала я обезумевшей толпе. – Он же задохнется под вами!

– Мне нечем дышать! – раздавался голос Рахима снизу.

На наше счастье, в тот момент с самолетов не стали сбрасывать бомбы. Первое время с них лишь осуществляли обстрел из автоматов, от пуль которых нам удалось укрыться, и Рахим, слава Богу, смог вовремя выбраться наружу и отдышаться.

До самой последней минуты эти самолеты то и дело кружили на небе, то обстреливая нас, то сбрасывая бомбы, не давая возможности похоронить девятерых человек. В результате, не сумев провести траурное мероприятие как подобает, Рахим и Шахмурад, наш двоюродный брат, помогавший ему выкапывать ямы для тел, попросили всех присутствующих прочитать одну суру из Корана для всех погибших.

– Да простит Всевышний грехи наших близких! – начал Алимардан. – Мой брат сегодня покинул этот мир! Прочитайте суру «Аль-Фатиха» и как можно быстрее уходите отсюда. Я не хочу, чтобы кто-то еще потерял свою жизнь здесь…

Без сил я села на землю и опустила руки в песок, которым была засыпана могила Гахрамана. Из глаз безостановочно текли слезы.

– Ты мне был как брат, дорогой Гахраман… – шептала я.

– Прости нас, Гахраман, брат мой… – шептал Алимардан с другой стороны могилы, держа на руках Рахмана.

Так и не сумев побыть с Гахраманом подольше, мы поспешили вернуться домой. Как же было больно проводить такую скомканную траурную церемонию для человека, который заслуживал намного большего, но нам ничего не оставалось, как покинуть небезопасное место. По дороге домой боль в животе не проходила, что не могло меня не беспокоить. В попытках как-то унять ее я выпила сладкой воды, но стало лишь хуже, на лице и по всему телу выступил пот.

«Должно быть, это из-за того, что я провела очень тяжелый день», – думала я.

* * *

Спустя некоторое время к нам приехали родственники из Исламабада.

– Вставайте и собирайтесь! Мы приехали за вами! Здесь вам больше оставаться нельзя. Тут очень опасно, – говорили они.

– Фарангис, с тобой все в порядке? Ты не очень хорошо выглядишь, – взволнованно спрашивал каждый.

– Да, все хорошо.

– Фарангис, возможно, это признаки родов, – взволнованно сказала Туран, жена моего двоюродного брата.

– Нет-нет, еще рано. Нам еще два месяца ждать.

– Может, он все же сместился… и торопится выйти на свет?

– Мы не можем оставить вас здесь в таком состоянии. Собирайте свои вещи.

Так, второпях собравшись, мы выехали в путь и, ночью добравшись до Исламабада, остались в доме Резы. Ночь я провела в сильнейших болях и муках, которые изо всех сил старалась мужественно перетерпеть так, чтобы никого не разбудить.

– Я должна потерпеть. Малыш, тебе еще рано появляться на свет. Надо подождать… – говорила я, глядя на наш домик на горе, где когда-то родила Рахмана.

Однако в 6 утра, когда боли стали совсем невыносимыми, я все же поняла, что перетерпеть не удастся и ребенок действительно вот-вот родится.

– Алимардан, скорее позови на помощь. Скоро родится наш малыш, – дрожащим голосом сказала я, разбудив мужа.

Сразу после прихода Туран на свет родилась наша девочка Сохейла. Увидев своего ребенка, полностью обессилевшая, я потеряла сознание.

Открыв глаза, я поначалу не поняла, где нахожусь.

– Где я? – безуспешно попытавшись подняться, спросила я.

– Фарангис, все хорошо. Мы отвезли тебя в больницу, когда тебе стало плохо, – улыбаясь, сказала сидевшая рядом Турана. – Ты уже довольно себя измучила, поэтому тебе надо поспать. Дочка жива и невредима. Не переживай.

– Я не смогу больше спать.

Резко повернувшись, я увидела на соседней кровати знакомое лицо.

«Господи! Это же моя свекровь! – в смятении подумала я. – Но как она сюда попала?».

Попыталась все вспомнить, и в голове тут же всплыли мысли и картины: голова Гахрамана, плачущий Мусаййиб, обезглавленная дочь Хавар, израненная свекровь. Все это вновь болезненно закружилось в сознании, и меня вырвало.

– Держись, Фарангис! Не сдавайся, – подбадривала меня свекровь, когда я вновь открыла глаза. – С ребенком все хорошо. Поздравляю тебя с рождением дочки.

По улыбке на лице свекрови я поняла, что бедная женщина еще не знает о смерти сына. Турана позади нее знаками дала мне понять, что ей еще никто не говорил.

– Со мной все в порядке, – склонив голову, сказала я. – Просто мне тяжело оттого, что дочки нет рядом.

– Не волнуйся. Малышка находится недалеко от нас. Я сама буду кормить ее молоком, – успокоила меня Туран.

– Вам нельзя было носить тяжести, – сказал доктор, неожиданно вошедший в палату. – Как вы могли терпеть такую боль? Вы чуть не умерли!

– У меня не было другого выбора, доктор. Я должна была…

– Бог смилостивился над вами и ребенком. Вы обе были на грани смерти. Дочка родилась на два месяца раньше, потому что произошло опущение матки. Не каждая женщина способна вынести то, что вытерпели вы. Я сейчас пропишу лекарства, которые помогут вам побыстрее поправиться и набраться сил.

Те два дня, что я находилась в больнице, Алимардан, родственники и соседи заботились о дочке. Туран, как и обещала, давала ей молоко, так как сама в то время имела грудного ребенка. А я боялась встречаться взглядом со свекровью. Меня сковывал страх при мысли о том, что она может спросить меня о Гахрамане. Однако, как бы я ее ни избегала, вопрос ее оказался неотвратим.

– Руле, ты слышала что-нибудь о Гахрамане? За все время, что мы здесь, он еще ни разу не приходил навестить меня.

– Ах! – закричала я, притворяясь, что у меня заболел живот.

– Что с тобой, Фарангис?! – взволнованно спросил Алимардан, вбежавший в палату, как только услышал мои крики.

– Ничего! – в слезах ответила ему я. – Просто скорее забери меня отсюда! Я хочу домой.

Меня беспокоили сразу несколько вещей: волнение за дочь, мысли о покойном девере и тревога за свекровь, перед которой мне было невыносимо стыдно. Я больше не могла ей врать