Молодая жена - Ирина Александровна Велембовская

– Эх, жизнь! – с сожалением сказал Зорька, узнав, что на участке будет буфет и на каждого избирателя шоколадные конфеты и белый хлеб по килограмму. – Не видать, значит, мне этих конфет: семи месяцев не хватает, не дорос.

Зорьке по этой осени пошел восемнадцатый. Он изо всего вырос, помощнел, скулы у него раздались, и на них затопырилась шерстка. Табаку он еще не курил, и цвет лица у него был девичий.

Накануне праздника Зорька поставил пять петель на зайцев. Надо было теперь пойти посмотреть. Он бежал пушистым полем, скользя на самодельных широких лыжах и отталкиваясь единственной палкой. Декабрьское желтое солнце посверкивало ему в глаза, и он высоко, как молодой олененок, вздергивал голову и щурился.

Лес встретил Зорьку белой тишиной. Зеленые веточки молодых лиственниц посыпали его плечи снегом. Зорька пригнулся и юркнул в чащобу.

Две петли остались пусты, около одной похозяйничала лиса, оставив только кровь да шерсть на снегу. А двух зайцев Зорька вынул сам. Они были твердые, длинные, со смерзшимися попарно лапами и со стеклянными от мороза глазами. Он прицепил их к поясному ремню и побежал обратно. Зайцы болтались, холодили ему бедра через ватные штаны.

От леса Зорька покатил вниз, под угор, где скрестились две дороги: одна к ним, в Боровую, другая на Муроян. А сбоку, в редкой белой рощице, бугрился старый могильник с часовней, порушенной и растасканной на ремонт печей. Там уже давно никого не хоронили, поэтому-то Зорька так удивился, увидев девочку. Невысокая и тоненькая, она ходила от могилы к могиле, с трудом переставляя ноги по глубокому уже снегу.

Девочка вздрогнула, когда сверху, с угора, почти прямо на нее скатился вдруг парень на лыжах.

– Ага, испугалась! – густо сказал Зорька. – Ты чего тут ищешь?

Девочка подняла на него светлые, разумные глаза и тоже спросила:

– Как вы думаете, что можно искать на кладбище? Я ищу могилу.

– Это чью же?

Она не ответила. Зорька с удивлением разглядывал ее. На девочке был надет коротенький, казенного покроя бушлатик со следами железной окалины и машинного масла, тонкий бумажный платок с цветами, мальчиковые ботинки, обутые поверх грубых шерстяных носков. Щеки у девочки были маленькие, плоские и без румянца. Зорьке даже неловко стало за свои собственные розовые скулы.

– Ты не детдомовская? – осторожно спросил он.

– Я раньше в детдоме жила. А теперь я уже работаю на механическом заводе.

Зорька ласково усмехнулся:

– Такая маленькая, а уже работаешь!

– Почему маленькая? – серьезно заметила девочка. – Мне уже шестнадцать лет.

Она сняла с руки варежку и заправила под платок негустую светлую прядку. Тут Зорька увидел, что пальцы у нее какие-то голубоватые, прозрачные, так что, кажется, косточки видны. И в нем сразу всколыхнулось ребячье воспоминание.

– Как тебя звать?

– Марианна.

– Ты мачехину могилу ищешь?

У Марианны дрогнули ресницы.

– А откуда вы знаете?

– Стало быть, знаю, – уже бодрее заявил Зорька. – Вы ведь у Рядкова на квартире стояли. А ты меня помнишь?

Девочка подумала и покачала головой.

– Не помню. Это ведь уже давно было. Когда еще была война…

Они смотрели друг на друга. Зорьке показалось, что Марианна не хочет или боится обо всем вспоминать. А он помнил…

Весной сорок второго полая вода вынесла ниже Мурояна утопленницу. Тело было дочерна побито льдом и морожеными кряжами, оставшимися от сплава. Опознали рядковскую квартирантку, привезли сюда, в Боровую, и похоронили на старом могильнике. На похороны пришли только одни старухи да еще председатель колхоза Лазуткин. Марианны на похоронах не было: наверное, ее пожалели и не привезли из детского дома.

– Знаешь что, – сказал Зорька, – ничего мы тут с тобой сейчас не отыщем. Она ниже, в ложке… Снежищу там по пояс. А весной, когда сойдет, я тебе покажу.

Зорькина деревня была совсем рядом, и он решил позвать Марианну погреться. Она подумала и пошла с ним, раза два оглянувшись на засыпанное снегом кладбище.

Зорькин домик лепился с краю деревни. За огородом сразу же рос низкий колючий сосняк. Калитки у ограды не было. Зорька поднял жердину, заменявшую ворота, и пропустил Марианну во двор, как хозяйки впускают овечку или теленка. Крылечко было ветхое, мерзлые ступеньки жалобно поскрипывали.

– Срок в армии отслужу, все наново перелажу, – сказал Зорька.

Изба была пуста. Наверное, Зорькина мать ходила по соседям, разводила тары-бары. На шестке лежал на боку немытый чугун, из которого дотекала лужица картофельной похлебки.

– Не истопила, – покачал головой Зорька, тронув печь рукой. – Вот еще горе-то горькое… Ты погоди, я живо!

– Давайте я вам что-нибудь помогу, – предложила гостья.

Зорька только рукой махнул: сиди, мол! Тогда Марианна сняла свой бушлатик и уселась на лавку. Глаза ее остановились на стенке, которую Зорька всю обклеил вырезанными из газет и журналов картинками, а также конфетными бумажками.

– Очень красиво получилось, – искренне сказала она. – Это вы сами сделали?

Когда в печи запрыгал огонек, Марианна подошла и села возле печной дверцы, поближе к теплу.

– А ты храбрюга! – желая польстить, заметил Зорька и пододвинулся чуть-чуть к ее остренькому плечу. – Одна не побоялась на могильник пойти.

Она не приняла комплимента.

– А чего же бояться? Что там может быть страшного? Вы разве боитесь? – Она взглянула в окошко и добавила озабоченно: – Гораздо хуже, что скоро начнет темнеть, а мне домой далеко…

– Я провожу, – успокоил Зорька. – Аль я уж не парень?

Потом он спросил, как она теперь живет.

– Сейчас ничего. Хорошо, – ответила Марианна.

У нее было белое лицо с грустными, но живыми глазами. И Зорька немного тушевался, чего с ним раньше никогда не бывало: он был говорун и девчатник и уже обцеловал в своей деревне всех хорошеньких девчонок.

– А я думал, плохо тебе живется, раз ты на могилу пришла. Кому хорошо, тот не ходит.

Марианна покачала головой.

– Ходят потому, что память… Когда я была в детском доме, нас не пускали одних далеко. А теперь я могу ходить куда захочу.

– Вот и к нам приходи, – предложил Зорька. – Придешь?

– Спасибо, – сказала Марианна. – Если позволят обстоятельства.

Ее велеречивость все больше удивляла Зорьку. Он привык, что девчонки или хихикают, или отмалчиваются, особенно если парень малознакомый. А эта была совсем другая.

– А то, желаешь, я к тебе прибегу? – предложил он. Марианна как будто смутилась:

– Да нет, не надо.

– Боишься, что ль, кого?

– Я не боюсь, а так… – уклончиво сказала Марианна. Но Зорька не унимался:

– В кино бы сходили. А то, может, у тебя другой парень есть?

Он готов был задать еще много вопросов, но тут пожаловала