Путь Инквизитора. Том третий. Божьим промыслом - Борис Вячеславович Конофальский

древней, Малены всё никак не могли смириться с потерей Фринланда, что произошла лет сто назад, а попы из Ланна всё причитали насчёт Эшбахта, считая его своим, тем более они вспоминали про него сейчас, когда Эшбахт благодаря Волкову расцветал буквально на глазах, становясь важнейшим торговым местом в верховьях Марты.

«Если герцог узнает, что его бывшая фаворитка и, по сути, его родственница, да ещё с наследником титула Маленов, просила и получила убежище в Ланне, с ним падучая приключится. Это же какое для него будет оскорбление! — Волков от этой мысли только головой качает. — Господи, да отчего же всё не так, как надо бы. И потом, настроения курфюрста будут отражаться на мне. Уж этот злопамятный мерзавец ничего просто так не спускает. До неё у него в Ланне руки не дотянутся, так он на мне отыграется, не иначе».

— Господин мой, — Бригитт своими зелёными глазами заглядывает ему в глаза. — Что с вами? — и, видя его рассеянный взор, она машет слугам рукой: уходите, уходите. И как те скрываются, она приподнимается со стула, обнимает его и целует. — Господин мой, скажите же, что случилось? Что?

Но он ничего ей не говорит и думает о том, что случилось и как всё это может для него обернуться. Да ещё недобрыми словами вспоминает про себя свою «сестрицу». А Бригитт тогда и говорит ему ласково:

— Господин мой, ну хотите, я вас порадую?

— Порадуете? — не верит Волков. — Чем же?

— Пойдёмте, — она берёт его за руку и тянет к себе, хоть он и не торопится поддаться ей. — Ну, вставайте, вставайте же, покажу вам кое-что, то, что радовало вас всегда.

Он встаёт и скорее машинально, чем осознанно, хватает её через одежды за лобок снизу.

— Это, что ли, покажете?

— Ой! — она взвизгивает и смеётся. — Это покажу после, если захотите, а сейчас я покажу вам то, что вы любите ещё больше.

— Ещё больше? — удивляется генерал.

А Бригитт тащит его из столовой, на ходу доставая из одежд большую связку ключей, а ещё забирая с комода лампу, и торопит его:

— Идёмте, идёмте…

Они прошли одну комнату, и госпожа Ланге останавливается возле крепкой, оббитой железом двери с тяжёлыми замками. Тут она протягивает ему лампу:

— Держите.

И когда он берёт лампу, Бригитт проворно разбирается с замками.

— Заходите, мой господин.

Он заходит за ней в кладовую и видит, как его женщина уже наклонилась над огромным сундуком, несомненно очень тяжёлым, и раскрывает висящий на нём замок. И как замок был побеждён, Бригитт не без труда поднимает большую крышку сундука.

— Вот, любуйтесь!

Она улыбается.

⠀⠀

⠀⠀

Глава 21

⠀⠀

Генерал видит холщовые мешки. В таких же мешках он получал серебро от епископа Малена, когда просил у того в долг. Волков берёт один из мешков — да, по весу пятьсот монет, не меньше.

— Отец Бартоломей выдал деньги на храм? — догадывается он.

— Двадцать шесть тысяч шестьсот талеров, — отвечает Бригитт, — устала пересчитывать. Полдня сидела с его казначеем, — она стала вспоминать. — Послезавтра… да, в пятницу сюда явится архитектор из Малена и с ним два монаха, поедем место смотреть под храм. Вы же хотели у вашего нового замка новую церковь построить?

— Да, там и хотел, а то мужикам оттуда до Эшбахта… — Волков кидает мешок обратно в сундук.

— Ходить далеко, — заканчивает госпожа Ланге. Тут она замечает, что её новость и деньги от епископа её мужчину совсем не порадовали. Бригитт обнимает его. — Господин мой, что же вы печальны? Даже деньги на новую церковь вас не порадовали. Может быть, отдохнуть хотите, — она проводит рукой по его лицу. — Вы вправду бледны, господин мой, может, в постель ляжете? И я с вами лягу. А встанете, так уже и обед поспеет, — а сама, пока говорит, захлопывает дверцу сундука и вешает на него замок.

Но вместо ответа он у неё вдруг спрашивает:

— Так почему графиня бежала в Ланн? Почему не остались в Эшбахте? Она вам о том сказывала?

Бригитт уже закончила с сундуком, и они вышли из кладовой; и здесь, на свету, генерал увидел, как изменилось её лицо. Эту её гримасу высокомерия и презрения он хорошо знал, именно с этим выражением лица госпожа Ланге говорила о бывшей своей товарке, о его жене. И теперь она ему и говорит:

— Графиня мне про то не сказывала. Так вы уж сами подумайте, почему это она в Эшбахте жить не захотела, — и пока он ничего не успел сказать, женщина снова становится мягкой. — Ну так что, поспите у меня? Я сапоги с вас сниму, воду прикажу греть…

— Нет, — отвечает генерал. Он плохо и мало спал и в другом случае уж не отказался бы от ванны, но все эти удовольствия были сейчас некстати, — не сегодня, ехать нужно, дел много.

⠀⠀

*⠀ *⠀ *

⠀⠀

Карл Георг Фолькоф, барон фон Рабенбург, с палкой в руках и без башмаков прогуливающийся на дворе и, кажется, охотящийся на кур, увидав отца, вылезающего из кареты, вовсе не кинулся к нему в объятия, как до́лжно любящему ребёнку неполных семи лет, и не подошёл с поклоном, как до́лжно юному и воспитанному барону, а выпучил глаза от испуга или возбуждения и побежал в дом с криком:

— Матушка! Матушка! Батюшка наконец явились!

«Кто его так воспитывает?».

Горластый, бестолковый, неотёсанный. Совсем другой ребёнок, нежели его «троюродный брат» граф Мален, которым совсем недавно восхищалась госпожа Ланге. Волков вздохнул и пошёл за ним следом.

Ну а в доме шум, слуг много, все засуетились, как господин явился на пороге. Солнце лишь начало свой бег по небосклону, а в покоях уже духота. Мать Амалия, располневшая за последние годы монахиня-приживалка, увидев Волкова, сделала гримасу, дескать, рада ему, поклонилась, перекрестила его и начала читать молитву. Барон кивнул ей и прошёл в столовую, самую большую из своих комнат, бросил берет и перчатки на стол, отстегнул меч, который тут же забрал у него фон Готт, и уселся в своё кресло, стал расстёгивать светлый дорожный дублет. Мария, что из стряпух уже доросла до ключницы, — она после замужества и материнства раздобрела, — теперь же принесла ему домашние туфли, подошла к барону, поклонилась и доложила:

— Доброго здоровья, господин, баронесса сейчас спустится, — и так как Гюнтер пропадал где-то возле кареты, посему она сама стала помогать Волкову снять сапоги, рассказывая при том: — С баронессой всё хорошо, слава Богу, здоровье у вашей жены крепкое, старшие сыновья ваши озорничают, бойкие,