Живая вода и вещее слово - Александр Николаевич Афанасьев

для богов золотые и серебряные украшения и блестящее оружие. По свидетельству Вед, золотую палицу, стрелы и громовой молот ковали могучему Индре искусный художник и духи молний. У греков таким художником был бог-кузнец Гефест (римск. Вулкан), сын Зевса; его представляли с молотом в одной руке и с клещами в другой; в темных пещерах гор он раздувал мехами (вихрями) и вместе с буйными циклопами ковал для Зевса молниеносные стрелы и чудесное оружие для других богов и героев. Гефесту приписывали изобретение кузнечного мастерства. Эдда рассказывает, что светлые боги (асы), построив свою высокую обитель, поставили горнила и стали ковать из руды клещи и другие орудия. В немецких сагах добывание металлов и ковка оружия присвояется хитрым карликам; молот Тора был произведением их искусства; относительно ж великанов существуют у немцев весьма немногие предания подобного рода: так, один великан заставлял своего сына учиться у карликов ковальному ремеслу, а другой сам приходил к асам, называясь кузнецом. Финский эпос знакомит нас со славным кузнецом Ильмариненом, богом ветров и молний[44]: тяжелым молотом он выковал небесный свод, причем вихри раздували ему огонь; из серебра и золота сделал луну и солнце и подобно Гефесту изготовлял различные драгоценности из металлов. Те же поэтические сказания встречаем и у народов индоевропейских: греки называли светлый, озаренный солнечными лучами свод неба медным, следовательно, считали его выкованным из блестящего металла; литовцы верили, что луна и солнце слиты из серебра и золота. Скрытые, затемненные тучами небесные светила являются после грозы как бы заново сделанные богом-громовником: при содействии бурных ветров, раздувающих пламя грозы, небесный ковач кует щит-солнце, серп-месяц, золотые светильники дня и ночи, меч-молнию и лук-радугу. Греко-римское представление звезд блестящими головками гвоздей, вбитых в кристальный свод неба, доселе существует в Швабии; оно подтверждается и нашими сказками, которые в числе диковинок, помогающих странствующей героине обрести своего супруга (миф о Фрее, ищущей при начале весны бога-громовника), упоминают золотой молоток и бриллиантовые гвозди. Весною Гефест разводит кузнечные горны и своим молотом прибивает на небе ясные светила. Согласно с уподоблением ночи мраку грозовых туч, в блистающих звездах фантазия признавала то очи кузнецов-карликов, то искры, летящие из горнов громовника, то, наконец, гвозди, которыми он скрепляет небесный свод. По глубоко укорененному убеждению древних народов, боги научили человека ковать металлы, приготавливать оружие и другие металлические поделки и пользоваться ими в домашнем и общественном быту. Указанные предания не чужды и славянам, хотя сохранились у них не в такой свежести. Народный эпос, изображая грозу кузнечною работою, заставляет сказочных героев сажать чертей в суму-облако и, кладя ее на наковальню, бить железным молотом; ничего так не боятся черти, как этой сумы и этого молота: завидя их, они с ужасом убегают в преисподнюю и наглухо запирают адские ворота. Моравская легенда старинный подвиг Перуна возлагает на ангела, который является в кузницу и бьет дьявола кузнечным молотом.

Ломаная линия сверкающей молнии уподоблялась извивающейся змее или веревке: оба представления родственны (уж, ужище, гуж). Отсюда возникли мифические сказания о молнии, во-первых, как о золотом ремне, на котором качается облако (в финском эпосе), и, во-вторых, как о биче, сильными ударами которого бог-громовник казнит демонов туч; хлопанье этого бича производит оглушающие раскаты грома. В гимнах Ригведы Индра, нагоняя Вритру, бичует его огненною плетью о тысяче остроконечных и узловатых хвостах.

Зов неба. Молния. Художник Н.К. Рерих

Немецкие саги о дикой охоте представляют Одина несущимся в буре на пламенной колеснице и огнедышащих конях; кони управляются бичом, от ударов которого сыплются искры. Прусская сага видит в грозе божество, преследующее черта синим бичом. Синий (от одного корня со словом сиять) есть древнейший эпитет молнии, блеск которой отождествляется с синими огоньками, перебегающими по красным угольям догорающего очага. В «Слове о полку Игореве» встречаем выражение: «…трепещуть синии млънии». Синее пламя почиталось в древности по преимуществу священным, и Я. Гримм приводит указания, что некогда им клялись. В церковнослужебных книгах слово синец употребляется в значении беса. На одном из старинных амулетов, которые носились на Руси для предохранения от нечистой силы, изображен святой, прогоняющий бичом дьявола. Немецкая сказка дает дракону-черту бич, удары которого рассыпают золото, т. е. потрясает пекельное царство, вызывает нечистых духов на трудные работы и творит бесчисленные рати. Воспоминание о Перуновой плети удержалось у нас в обрядовом причитании на Васильев день (1 января). Встречая Новый год, дети поселян ходят по домам посыпать хлебными семенами и при этом причитывают:

Ходит Илья (громовник) На Василья, Носит пугу Житяную; Де замахне — Жито росте. Роди, боже! Жито, пшеницю, Всяку пашницю, У поле ядро, А в доме добро.

Или:

Да була маты весела, Да родыла сына Васыля И носила ёго пид небеса, Дала ёму пужку – житянку: Куды пужка махне — Туды жито росте, Куды покивав — Туды полегав.

Потрясая бичом, бог-громовник вступает в брачный союз с землею, рассыпает по ней семя дождя и дает урожаи. Этим древним представлением объясняется, почему в свадебных обрядах плеть получила такое важное значение: дружка, обязанный охранять молодую чету от нечистой силы, враждебной плодородию, сопровождает свои заклятия хлопаньем бича; тот же смысл имеет и стрельба из ружей и пистолетов во время свадебного поезда.

В таких поэтических образах рисовались фантазии сверкающие молнии; теперь мы должны указать на те метафоры, какими обозначались гром и вихри, обыкновенно сопровождающие их явление. Усматривая в грозе присутствие гневного божества, древний человек в громе слышал его звучащий голос, его вещие глаголы, а в бурях и ветрах признавал его мощное дыхание; там, где мы наблюдаем естественные законы природы, он видел свободное дело живого существа. Космогонические предания арийских народов свидетельствуют за древнейшее отождествление грома со словом и ветра с дыханием.