Пушкин в Михайловском - Аркадий Моисеевич Гордин

перечитал двенадцать подвод, 24 ящика книг. Разумеется, это только легенда. Быть может, в январе 1827 года или позже и везли 24 ящика на 12 подводах, но тогда в них были не одни книги и бумаги поэта. Однако сама легенда знаменательна и при всей своей фантастичности ближе к истине, чем утверждение Е. И. Осиповой, будто книг у Пушкина «своих в Михайловском почти не было, больше всего читал он у нас в Тригорском»[143]. Конечно, главным образом Пушкин читал в своем кабинете, и книг своих у него было много. Приехав в деревню, он вряд ли нашел здесь сколько-нибудь значительную библиотеку – Осипу Абрамовичу она явно была не нужна, а Надежда Осиповна и Сергей Львович бывали в Михайловском лишь наездами. Но постепенно у него образовалось довольно значительное собрание.

Немало книг привез он с собой из Одессы, регулярно получал из Петербурга через брата, Плетнева, Дельвига и других друзей, от авторов и издателей. Дельвиг писал ему еще в сентябре 1824 года: «Продав второе издание твоих сочинений, пришлю тебе и денег и, ежели желаешь, новых книг. Объяви только волю, каких и много ли. Журналы все будешь получать». И письма Пушкина с первых дней пребывания в деревне наполнены просьбами о присылке различных изданий: «Книг, ради бога книг». «Стихов, стихов, стихов!» – пишет он брату и шлет длинные списки сочинений русских и французских писателей, трудов философов и ученых, различных журналов и альманахов. Здесь Байрон и Вальтер Скотт, Шекспир и Шиллер, Ламартин и Жанлис, Шлегель и Сисмонди, Фуше и Лебрен; сочинения Державина («прочел всего»), «Эда» Баратынского, «Новогреческие песни» Гнедича, «Думы» и «Войнаровский» Рылеева, «Путешествие по Тавриде» Муравьева-Апостола, «Жизнь Емельки Пугачева» и «историческое, сухое известие о Сеньке Разине»; «Полярная звезда», «Северные цветы», «Русская старина», «Русская Талия», «Невский альманах», «Московский телеграф», «Литературные листки», «Северный вестник»; всевозможные календари, книга о верховой езде и т. д., и т. д.

Свои сочинения и издания присылали Жуковский, Козлов, Рылеев, Бестужев, Дельвиг, Полевой. «Журналы все получаю» (Вяземскому); «Благодарю за книги» (брату); «Да пришлите же мне Старину и Талию, господи помилуй, не допросишься» (ему же); «Пришли мне чухонку Баратынского, а то прокляну» (ему же), – Баратынского Пушкин любил и поэзию его ценил очень высоко; «Я не получил Литературных Листков Булгарина, тот №, где твоя критика на Бауринга. Вели прислать» (А. Бестужеву)…

Книги отправляли почтой или с оказией. Главный поставщик, П. А. Плетнев, регулярно сообщал в письмах: «Все, мною посланные, книги ты уже должен теперь получить… Может быть, не скоро доходят до тебя повестки из вашей почтовой экспедиции. Это надобно разобрать самому тебе…»; «На 200 руб. купится тебе книг и пр. и перешлется на днях в Михайловское…»; «Вот тебе, радость моя, и книги…».

Приведенный весьма неполный перечень – свидетельство как широты интересов Пушкина, универсальной его образованности, так и неугасающего интереса ко всему происходившему в современной общественно-политической и литературной жизни России и Европы.

Если массу скопившихся за два года в михайловском кабинете поэта книг нельзя измерять десятками ящиков, то сотнями томов измерять их можно наверняка. Часть из них Пушкин, вероятно, увез или отослал, когда уезжал из деревни в ноябре 1826 года, 134 отобранных им тома отослала в Петербург с садовником Архипом по зимнему пути в конце января 1827 года Арина Родионовна («…мы батюшка от вас ожидали писма, когда вы прикажите привозить книги но не могли дождатца: то я и посылаю больших и малых книг сщетом – 134 книги» – так говорилось в ее письме 30 января). Остальные, по-видимому, были доставлены Пушкину зимою 1831/32 года при содействии П. А. Осиповой (он просил об этом Прасковью Александровну в письмах конца декабря 1831-го – начала января 1832 года).

При своей замечательной памяти поэт легко запоминал все, что находил для себя важного в прочитанных книгах. Особо заинтересовавшие его места отмечал на полях, а иногда тут же записывал вызванные ими мысли, которые вскоре находили отражение в письмах и статьях. Так и в книгах, прочитанных Онегиным, Татьяна находит отметки —

То кратким словом, то крестом,

То вопросительным крючком.

Одни книги вызывали непосредственный отклик, то в виде более или менее обстоятельного разбора, то весьма лаконичной – одобрительной или убийственной – характеристики (таков, например, уже упомянутый отзыв о романе Ричардсона «Кларисса Гарлоу» или сочинениях князя Шихматова, о котором сказано: «бездушный, холодный, надутый, скучный пустомеля»). Другие являлись предметом глубокого изучения и подолгу оставались на рабочем столе поэта.

Ну и конечно, в распоряжении Пушкина была богатая библиотека Тригорского.

«И жизнь, и слезы, и любовь»

Наступило лето, и визиты Пушкина в Тригорское стали особенно частыми. Он отправлялся туда охотно, знал, что его ждут. «Каждый день, часу в третьем пополудни, Пушкин являлся к нам из своего Михайловского, – вспоминала Мария Ивановна Осипова. – Приезжал он обыкновенно верхом на прекрасном аргамаке, а то, бывало, приволочится на крестьянской лошаденке… Приходил, бывало, и пешком; подберется к дому иногда совсем незаметно; если летом, окна бывали раскрыты, он шасть и влезет в окно… он, кажется, во все перелазил… Все у нас, бывало, сидят за делом: кто читает, кто работает, кто за фортепьяно… Покойная сестра Alexandrine, как известно вам, дивно играла на фортепьяно; ее поистине можно было заслушаться… Я это, бывало, за уроками сижу. Ну, пришел Пушкин, – все пошло вверх дном; смех, шутки, говор так и раздаются по комнатам. Я и то, бывало, так и жду его с нетерпением, бывало, никак не совладаешь с каким-нибудь заданным переводом; пришел Пушкин – я к нему подбегу: „Пушкин, переведите!“ – и вмиг перевод готов… А какой он был живой; никогда не посидит на месте, то ходит, то бегает!.. Пушкин, бывало, нередко говорил нам экспромты, но так, чтоб прочесть что-нибудь длинное – это делал редко, впрочем, читал превосходно, по крайней мере, нам очень нравилось его чтение…»[144]

О том, что находил Пушкин в доме тригорских друзей, Анненков писал: «Пусть же теперь читатель представит себе деревянный длинный одноэтажный дом, наполненный всей этой молодежью, весь праздный шум, говор, смех, гремевший в нем круглый день от утра до ночи, и все маленькие интриги, всю борьбу молодых страстей, кипевших в нем без устали»[145]. Хотя это описание и грешит некоторой идеализацией, оно все же передает атмосферу жизнерадостности, сердечности и доброжелательности, царившую в тригорском доме летом 1825 года, когда Пушкин был столь частым его посетителем. Атмосфера эта отразилась в его письмах