Ледяное пламя Якова Свердлова - Роман Валериевич Волков

22 июня 1912 года начальник Томского губернского жандармского управления полковник И. П. Мазурин доносил губернатору Грану, что «среди ссыльных существует „Центральное бюро ссыльных“, деятельность которого направлена к сплочению ссылки для планомерных выступлений против правительства» (101). Несмотря на личный контроль за ходом расследования со стороны Ивана Мазурина, результатов добиться не удалось. Не было со стопроцентной гарантией выявлено руководство пресловутого «Бюро». Иван Петрович предполагал, что все нити были в руках у Свердлова и Куйбышева, но предположения к делу не подошьешь.

Между тем 22 июля в Нарым был доставлен новый ссыльный — известный полиции своей связью с боевыми группами экспроприаторов и многочисленными побегами из тюрем и ссылок Иосиф Джугашвили. Охранка располагала сведениями, что этот брюнет с взрывным характером после Пражской конференции был введен в состав ЦК РСДРП. Амбициозный лидер активно знакомился со ссыльными, нащупывая членов свердловского детища — Центрального бюро по руководству партийной работой в Нарымском крае. Было очевидно, что в ближайшее время в отсутствие Свердлова и Куйбышева именно к Джугашвили перейдет руководящая роль местным подпольем. Собственно, Иван Мазурин и Петр Гран получили наглядное подтверждение, что большевистская организация подобна гидре — взамен срубленной головы непременно вырастает новая. И в случае с новоприбывшим Джугашвили, пожалуй, поядовитее отрубленных.

3 августа жандармское управление закрыло производство дела. Свердлова, Куйбышева и остальных большевиков этапировали в Нарым, чтобы в дальнейшем их снова рассортировать вдоль течения Оби. А двое товарищей первым делом отправились знакомиться со знаменитым организатором кавказских эксов, Кобой, который совсем недавно выбрал себе новый звонко звучащий псевдоним — Сталин. Остановился высокопоставленный ссыльный в доме местного рыбака Алексеева, снимал закуток в большой избе многодетного и шумного семейства. Хозяева Свердлова и Куйбышева приняли радушно — о них по Нарыму шла добрая слава как об отзывчивых, щедрых и влиятельных людях.

Сталин делегацию принял с подобающим достоинством — да, товарищи прославленные и на Оби старожилы с репутацией, но он-то полноправный член Центрального комитета. Да и по возрасту Иосиф был старше Якова на шесть лет, а Валериана на все девять. Но шумные и хмельные от вольного воздуха сидельцы на чины и регалии ни малейшего внимания не обращали. Они набросились на Кобу, словно изголодавшиеся псы на сочную кость, — перед ними был участник триумфальной Пражской конференции, очевидец важнейших событий в партии. Оба ссыльных нарымчанина изголодались по живым новостям. В тот вечер в доме Алексеевых долго не гас свет и все звучали приглушенные голоса — бас Свердлова, баритон Куйбышева и низкая гортанная речь Сталина.

К сожалению, к настоящему времени не сохранилось достоверных документов, хронографически точно фиксирующих обстоятельства пребывания Сталина в нарымской ссылке, во всяком случае — в открытом для ученых доступе. Однако, как мы увидим дальше, имеются некоторые свидетельства, позволяющие предположить дальнейшее развитие событий.

Через пару дней Свердлову было назначено местом дальнейшего отбытия ссылки Колпашево. Он, как гостеприимный хозяин, некоронованный владыка местного подполья, пригласил Сталина прокатиться вместе с собой. А чтобы местный урядник не счел это побегом, у Свердлова была готова хитрая отговорка, которая могла бы звучать так: «В августе по Оби оживленная навигация, через неделю-другую можно будет вернуться. А властям Валериан скажет, что ушел ссыльный Джугашвили на охоту, скоро вернется». Свердлову не терпелось показать новому товарищу, члену ЦК, и «Бюро побегов», и большевистский салон Дилевских — познакомить с новой столицей обской ссылки, созданной его руками.

Оказавшись в Колпашеве, Яков первым делом проверил, как идут дела у Краевского. До него дошли слухи, что «Бюро побегов» работало все лето на полную катушку. Однако Борис был встревожен, сотрудники господ Овсянникова и Мазурина буквально обкладывали его со всех сторон. Он начал настаивать, если Свердлов все еще намеревается бежать, то необходимо это сделать в текущую навигацию. И чем скорее, тем больше шансов на успех.

Но Яков хотел окунуться в светскую жизнь, потому с бегством не торопился, обсуждение плана откладывал. Возможно, за три месяца разлуки он успел соскучиться по вниманию Верушки, по тому, как она смотрела на героя, выжившего в одиночной ссылке, на революционера, которому все нипочем. Но яркая и красивая актриса, судя по всему, пришлась по душе и большевистскому аристократу, темпераментному горцу 33 лет от роду — мужчине и воину в самом расцвете сил.

Иосиф Джугашвили интересовал многих ссыльных социал-демократок — впечатляющая биография, яркая внешность, загадочная сдержанность манер. Именно к периоду посещения салона Дилевских относится один комичный эпизод, о котором Сталин впоследствии вспоминал с улыбкой: «Как-то выступал я на одном собрании. Там молодая дама с большим интересом слушала мою речь, казалось, читала каждое слово с моих губ. Когда же мы познакомились, оказалось, что эта дама не слушала моих слов, а только смотрела на мои губы» (137). Оба вождя были в центре дамского внимания, купались в лучах славы.

О той ситуации в Колпашеве, о первом столкновении двух могучих и харизматичных характеров впоследствии писал секретарь Политбюро и доверенный помощник Сталина — Борис Бажанов: «В месте, куда была сослана Вера Александровна, были сгруппированы видные большевики… И Сталин, и Свердлов увлеклись молодой и красивой артисткой и изо всех сил за ней ухаживали. Вера Александровна без колебаний отвергла мрачного, несимпатичного и некультурного Сталина и предпочла культурного и европейски образованного Свердлова» (149).

Это предположение мы можем рассматривать не более чем одну из версий возможного конфликта между Сталиным и Свердловым. Бажанов не был очевидцем событий в доме Дилевских, в тот момент Боре было 12 лет и он был учеником гимназии в Могилеве-Подольском.

Что любопытно, в тот период Клавдия Новгородцева постоянно писала мужу о том, что она готова приехать с маленьким Андрюшкой в Нарымский край и хочет этого больше всего на свете. А между тем разумное зерно в этом стремлении присутствовало. После воссоединения с семьей Яков автоматически попадал бы в глазах жандармского управления в число более благонадежных ссыльных, и его нельзя было бы высылать в отдаленные поселки, вроде Максимкиного Яра, дабы не ухудшать условия проживания его близких. Семейство Свердловых спокойно жило бы в Нарыме, а его глава, даже натворив совершенно крамольных непотребств, мог бы быть заключен под замок в каталажку, но не подлежал высылке.

Но несмотря на заманчивость смягчения режима ссылки, Яков писал Клавдии: «Да, я мечтал о возможности жить вместе, продолжаю мечтать и теперь, но это не стоит в непосредственной связи с возможностью превратить мечту в действительность… Я же чувствую себя настолько годным для живого дела, что реализацию моей мечты вижу не в твоем приезде…» (96) Официальная историография относила