В его глазах - Анна Ардо

ног, я шла с абсолютно пустой головой. Все страхи, надежды, сомнения и эмоции начисто покинули меня. Всё заглушила беззвучная паника. Я не знала ни куда иду, ни зачем, ни к кому. Но знала, что по какой-то причине не могу не прийти. Не только из-за гнева Тимофея Белова.

— Здравствуй, Аника, — поприветствовал, увы, слишком знакомый голос.

И не только голос. В этом человеке многое было мне знакомо. Слишком знакомо. К сожалению.

— Что вы здесь делаете? — прошептала одними губами.

— Садись, поговорим, — Адлер кивнул на место возле себя.

— Нам нельзя тут говорить. Это запрещено правилами.

— Даже для меня?

— Для вас — тем более.

Станислав нахмурился, а потом вдруг встал. Я понадеялась, что он сейчас рассердится и уйдёт. Как же, ему, такому великому и ужасному, что-то запретили?

Однако он сказал:

— В таком случае идём. Поговорим в машине.

Думаете, я отказалась? Гордо вильнула хвостом и ушла?

Пожалуй, так и нужно было поступить. Но я этого не сделала. Я вновь поступала, как дура, идя за ним через весь зал, с замиранием сердца глядя на его широкую мускулистую спину. Всё ещё помнила, как выглядит эта мощь под одеждой, как переливается на ней каждая мышца в капельках пота.

Влюблённая дурочка… Я не хотела таковой быть, но как же сложно в реальности сдержать свои порывы, когда тот самый человек манит за собой, снова и снова заставляет подчиняться его воле. Но я старалась не забывать, как этот человек со мной обошёлся, чем ответил на мою наивную попытку помочь ему в его же делах. Я-то по дурости полагала, что смогу хоть в чём-то быть ему полезной.

Ха… Полезной. Немного ему было пользы, когда он сначала наорал на меня, потом пытал своими извращёнными пытками, потом довёл до исступления, удовлетворил свою похоть и снова обругал ни за что ни про что. Вот что бывает, когда слепнешь от любви. Так тебе и надо, Аника… Хотя бы извлеки из этого правильный урок.

Адлер вышел из дверей ресторана первым, придержал мне дверь. Мы перешли улицу на противоположную сторону. Он направился к машине, припаркованной при въезде в ближайший двор. Станислав разблокировал сигнализацию, открыл заднюю дверь и кивком приказал мне забраться внутрь. Я осторожно опустилась на сидение. Дверь грохнула о кузов, Адлер обошёл с другой стороны и сел рядом.

Молчание.

— Как вы меня нашли? — я первой нарушила тишину.

В конце концов, моё время пребывания тут было ограничено благосклонностью Белова, которой он никогда не славился.

— Ты ведь сама мне сказала, где работаешь.

— Да, точно, — я потупилась, рассматривая собственные ладони. — А как вам удалось уговорить управляющего позвать меня? У нас это строго запрещено.

Станислав хмыкнул:

— Деньги умеют уговаривать намного лучше слов. Правда, Аника? — он посмотрел на меня, и по коже моей тотчас разбежались мурашки.

Этот взгляд напомнил о многом. Но в первую очередь о том, почему я сама не так давно согласилась исполнить роль «Куколки» для Оскара Золотницкого.

— Возможно, иногда, — ответила с максимальной твёрдостью. — Но у всего есть предел.

— Да брось, — Адлер вновь усмехнулся. — Может отличаться только цена, но она есть абсолютно у всего. И у всех, — подчеркнул он едко.

— Только не говорите, что собрались меня купить, — мои руки непроизвольно сжались в кулаки. — Со мной это больше не работает.

— Разумеется, работает, Аника, — он вдруг приблизился, что я ощутила его дыхание на своём лице. — Тем более, когда к деньгам прилагается ещё и немало удовольствий.

— Вы больной.

— Да ну? А ещё какой? — выдохнул мне в губы.

— Самоуверенный, чёрствый, эгоистичный подонок.

— Как мило, — Станислав улыбнулся. — Я о себе был гораздо худшего мнения. Спасибо за комплимент, детка.

Он притронулся пальцами к моей щеке, но я тотчас отбросила их прочь от себя.

— Уберите руки! — шикнуло зло. — Я — не ваша игрушка! И никогда больше не буду!

— Никогда не говори «никогда», девочка, — уже без улыбки ответил Адлер. — Впрочем, я не играться приехал.

— Тогда зачем? Соскучились? Не над кем издеваться?

Он долго и пристально вглядывался в мои глаза. А всё внутри меня в тот момент закипало до предела. Моя злость, наконец, пересилила нежность и любовь. И в любую секунду я была готова дать отпор. Не позволю больше насмехаться над собой. Не позволю!

— Какая же ты всё-таки славная наивная девочка, — сказал Адлер, вновь расплываясь в дьявольской улыбке. — Поверь, одиночество мне вряд ли грозит. По крайней мере, в том смысле, о котором ты непрерывно думаешь.

— Я вообще о вас не думаю.

— Правда? Жаль. Я вот тоже никак не думал о тебе, когда вдруг узнал, что в твоей прекрасной головке есть ещё и занятный бонус в виде мозгов.

— Что?! — не знаю, как я сдержалась от пощёчины. Наверное, шок парализовал естественный рефлекс.

— Да, я тоже был, признаться, удивлён, — продолжал измываться надо мной Станислав. — Но мне тут птичка на хвосте принесла новость, что ты владеешь немецким и английским языком. А мне как раз нужен именно такой человек.

Кажется, я знала, что это за «птичка». И очень бы мне хотелось в тот момент выщипать ей, точнее — ему, все пёрышки.

— Так это правда? — спросил Адлер.

— Даже если это правда, — выдохнула с ненавистью, — вас это никак не касается. Я не собираюсь ничего для вас делать.

— А что ты собираешься делать? — Станислав повёл бровями. — До конца дней своих работать посудомойкой и терпеть дерьмового начальника?

— Менять одного дерьмового на начальника на ещё более дерьмового уж точно не хочу.

Адлер рассмеялся:

— Ты первая, кто назвал меня «дерьмовым начальником».

— Молитесь, чтобы последняя.

Он вдруг снова резко сократил расстояние между нами, почти припал к моим губам. Его руки не прикасались ко мне, но упирались в спинку сидения по обе стороны, будто заключая меня в капкан.

— Я не умею молиться, Аника, — прошептал он со злостью. — У моего бога нет молитв. Потому что я и есть бог сам для себя.

— От скромности вы не умрёте.

— От неё никто не умирает, девочка. Люди умирают от болезней, от голода, от холода. И очень многие из умерших могли бы ещё пожить, будь у них деньги.

— Похоже, вы плохо знаете сами себя, — отозвалась я дрожащим голосом, собрав последние остатки сил и всю решимость, что ещё была во мне. — Ваш бог — это не вы сами. А ваши деньги.

Адлер ничего не ответил. Его лицо как-то странно менялось. Он то ли был удивлён моей резкостью, то ли готовился излить на меня столько желчи, чтобы меня тут разъело