Наагатинские и Салейские хроники - Екатерина Ивановна Гичко

Но план провалился. Ваза оказалась слишком тяжела, а Лийриша – слаба.

И ладно, если бы хайнес разозлился! Но он огорчился, а это совсем другое.

Лийриша неуютно завозилась в постели и посмотрела на кресло, в котором сладко посапывала нянечка. На неё квадратами падал свет волчьего месяца, а над головой тяжело порхал ночной мотылёк, заглянувший в гости через открытое окно.

И зачем ей нянечка? Страшный лекарь – господин Винеш – пытался заверить её, что это на случай, если вдруг ночью плохо станет. А с чего бы плохо быть? Отшибленный бок почти не болел, а яркий синяк, благодаря мазям того же лекаря, стремительно отцветал. Лийриша чувствовала себя здоровой и бодрой.

И бодрость нужно было куда-то девать, а то она подпитывает чувство вины. Ну подумаешь, вазу разбила! Да, дорогая. Да, редкая. Чего ж они тогда её в холле поставили? Но искренне расстроенный взгляд хайнеса не позволял успокоиться.

Приподнявшись, девушка ещё раз взглянула на нянечку, а затем на окно. Опять на нянечку, на окно… И нырнула под одеяло. Через полминуты послышался хруст, заставивший почтенную женщину всхрапнуть, но не проснуться. Ещё через пару минут на пол бесшумно спрыгнула лиса, мгновенно метнувшаяся к окну.

Едва её хвост скрылся за рамой, как нянечка перестала похрапывать и открыла глаза. Неодобрительно покачав головой, женщина встала, вытащила из вороха одеял рубашку и, аккуратно её расправив, повесила на спинку кресла. После чего опять уселась, приготовившись досматривать яркий сон.

Выскользнув в окно, лисичка тенью перелилась на карниз, почти слившись в темноте со стеной, и бросилась бежать. Около каждого открытого окна она останавливалась, принюхивалась и, если ей хоть что-то не нравилось – а не нравилось ей всё, – то перебегала к следующему. Так она добралась до угла, едва не поскользнулась на притаившейся склизкой плесени и со страху шмыгнула в первое попавшееся окно. Запуталась лапами в занавеске, чихнула и, вырвавшись из плена, несколько раз тявкнула, распугивая возможных врагов. И едва не обмерла от ужаса, увидев перед собой высокую фигуристую… вазу. С растрёпанной гривой цветов.

Разъярённо облаяв цветы, лисичка опомнилась и завертелась, выискивая настоящего врага. Застыла она на четвёртом повороте, ошарашенно уставившись на огромную конструкцию из веток.

Гнездо. Гнездище, в которое поместился бы целый ездовой дракон.

Лиса настороженно обошла его по кругу. Пахло от него просто замечательно. Перьями, как от мамы. Рыжая трусиха даже позволила себе расслабиться и поддаться любопытству.

Гнездо покорило бесхитростную душу зверя. От него одуряюще пахло деревом, травами, мхом – зелёные мохнатые пятна укрывали края– и перьями. Ширококрылая мама пахла также.

Отступив, лисичка азартно вильнула хвостом и, разбежавшись, прыгнула. Молодые сильные лапы без видимого труда вскинули вверх лёгкое тело, но приземлиться на край не удалось. Голова перевесила, и рыжая кубарем скатилась внутрь, к лапам огромной снежной совы. Звериное сердечко заполошно заскакало в груди, лиса мгновенно на заднице отшатнулась назад и упёрлась в стенку.

Сова неохотно шевельнулась и распахнула огромные жёлтые глаза. Несколько мгновений звери смотрели друг на друга, а затем перепуганная лисичка с тявканьем бросилась на птицу. Та лишь степенно приподняла крыло, пропуская под ним злющий комок шерсти, и затем этим же крылом накрыла и подгребла к боку незваную гостью. Лиса с испуганным визгом выскочила наружу, но до стенки не добежала. Остановилась озадаченная и растерянная.

Она только что ощутила тепло чужого тела. Маленькая лисичка так давно не чувствовала чужого тепла, что почти забыла… как это приятно. И как напоминает о беззаботной жизни с мамой.

Обернувшись, лиса замялась, с вожделением смотря на приподнятое крыло. Несколько раз она выступала вперёд, но тут же отшатывалась назад, пока не собрала всю смелость в хвост и не ринулась к птице. Юркнув под крылышко, лисица грозно заворчала, заворошилась, показывая, что придётся постараться, чтобы выгнать её из тепла. Она была готова рвать, грызть, лишь бы остаться здесь! Но снежная сова отнеслась к вторжению благодушно и лишь плотнее прижала крыло к боку. После чего с вполне удовлетворённым видом смежила веки.

А лисичка расслабляться не торопилась. Она была готова встретить когтями и зубами врага, который явится, чтобы выгнать её. Но время шло, и её никто не гнал. Под крылом стало совсем-совсем тепло, и рыжую разморило. Поджав лапы и хвост, она уткнулась носом в птичий бок и закрыла глаза. Одуряюще пахло пером, от тепла, казалось, таяли самые напряжённые мышцы. Чуткий слух ловил размеренный стук чужого сердца, кругом царила полная темнота… и было так спокойно.

Никто и никогда не найдёт её здесь, под этим крылом. Она наконец нашла место, в котором уж точно никто не догадается её искать.

Риш без стука ввалился в детскую, хотя прекрасно знал, что отец должен быть здесь. Просто он не нашёл его в спальне, а раз отца нет в спальне, значит, он уехал по делам – но Врей спит, а без Врея какие дела? – или летает. Был ещё вариант с любовницей, но сейчас вроде бы у папы никого не было.

– Ты здесь? – хайрен заглянул в гнездо и улыбнулся.

Налетавшись, папа всегда возвращался сюда, в гнездо, где когда-то спал чуть ли не каждую ночь со своим единственным птенчиком. Риш тоже сюда иногда наведывался. Жизнь наследника нельзя назвать лёгкой, и порой так тянуло поплакаться в папино крылышко…

Отец одарил своего птенца благодушным взглядом и подвинулся. Риш тут же перевалился через край гнезда, съехал вниз, перевернулся и устроился поудобнее, забросив наверх длинные ноги. На голову и плечи легло широкое крыло, и хайрен, довольно улыбнувшись, уткнулся лицом в белоснежный бок.

Пришёл Риш не то что бы за утешением. Нет, расстроен он точно не был. Но проведя весь вечер с новой фавориткой – женщиной, как оказалось, весьма недалёкой, хоть и бесподобно прекрасной, – мужчина ощущал потребность наполнить жизнь чем-то весомым, воистину значимым. А то внутри какая-то пустота звенела.

– Я ошибся с выбором, – совсем по-мальчишески скривился Узээриш.

Отец прищурился, словно бы говоря: «И как ты мог так просчитаться?»

– Попал в ловушку, – как же досадно признаваться в подобном. – Мои предпочтения известны широкому кругу. Отыграла роль, чтобы привлечь внимание, но слишком рано решила, что я попался. Как будто я вообще кому-то хоть раз попадался… – но вместо гордости почему-то опять прозвучала досада.