(не)любимая - Ярослава А.

— Я поговорю с Игорем, — твердо заявляю я, — Хотя бы на период лечения Дарина поживет у меня. Будем на уколы ездить.

— Ох, аукнется тебе эта самодеятельность, Оля, — с досадой качает головой женщина, — Даниловы жуть такое неблагодарное семейство. Тебе ли не знать…

— Знаю, Елена Андреевна. Все знаю. Но иначе не могу. Хоть ты убейся!

Разговор с Игорем по телефон оказался коротким и на удивление продуктивным. Я не стала терять время на реверансы и сказала все как есть:

— Я была у Дарины в больнице. Ей там очень плохо. Как ты смотришь на то, что я ее заберу к себе на период твоего отъезда, буду возить на уколы-капельницы, а после уже когда приедешь домой, то заберешь ее.

Игорь, кажется, растерялся от моего напора.

Не знаю, что у него там в жизни произошло, но он на удивление покладисто согласился. И даже предложил выдать доверенность на мое имя. Отказываться я не стала. С документом мне будет как-то спокойнее.

Тем же днем мы с Максимом забрали Дарину ко мне домой.

Ох, и как же радовался ребенок.

Она просто светилась от счастья.

Носилась по кухне, как угорелая пони Пинки Пай, и вопреки своему обыкновению всех целовала и обнимала. Даже Максиму досталось, что в этот вечер был странно хмур и молчалив.

Когда он начал собираться к себе, я вызвалась его проводить.

— Что случилось, Максим? — решилась спросить я, когда мы вышли на крыльцо, — На тебе лица нет.

Он привычно достал пачку сигарет, сунул одну в зубы, но тут же нервно вытащив, буркнул:

— Это я у тебя хотел спросить. Что происходит Оля?

Его глаза обычно живые и тёплые, сейчас смотрят на меня с немым укором и холодностью.

Вся радость мгновенно испарилась.

Не понимая, что он хочет услышать в ответ и в чем собственно суть претензий, я поежилась под прохладным весенним ветром и прямо посмотрела ему в глаза:

— Я не поняла. Что конкретно тебя не устраивает?

Глаза точно острые льдинки впились в мое лицо и, такие родные, теплые губы, сжались в суровую линию.

— Меня, Оля, многое не устраивает, но я хочу быть с тобой и готов со многими вещами мириться. Не мальчик — могу и потерпеть.

— Тогда в чем проблема?

— Проблема в тебе и в твоем виденье нашего совместного будущего.

— Я о нем не думала как-то, — четно признаюсь я, совершенно не понимая к чему он клонит.

— Вот видишь, — криво усмехается он, — Ты не думала, а я думал и продолжаю думать. Посмотри туда?

Он указывает рукой в сторону своего участка, где уже стоят стены нового добротного, кирпичного дома.

— Для кого я это делаю? — спрашивает он.

— Для себя? — неувенено кошусь на него.

— Нет, моя хорошая, — обиженно качает головой, — Для тебя стараюсь. Думаю, вот дострою новый, красивый дом и приведу в него Олю жить. Мне-то зачем такие хоромы. Я и у бабки бы снимал дальше.

— Но у меня свой дом есть, — зачем-то напоминаю я.

— Есть, — соглашается он, — Но я хочу, чтобы ты со мной жила. По-настоящему, Оль. Понимаешь?

Не понимаю.

Мысли его не до конца улавливаю.

У нас же все хорошо и легко было.

Зачем все усложнять?

— Это ты мне так сейчас завуалированно предложение делаешь? — растерянно спрашиваю не знаю уже что и думать.

— Стар я уже для предложений и реверансов. Ты меня знаешь — я мужик конкретный. Люблю и жить зову. Если захочешь — распишемся.

Вот!

В этом и есть весь Макс.

Все уже решил. План себе построил. Хороший такой. Меня только забыл спросить.

Одна радость, что ведь любит! Сказал же четко «люблю»

— Хм. Как-то неромантично…

— А я такой и есть. Не романтичный.

— Ну, хорошо, — киваю я, принимая его суровую «не романтичность», — А что не так-то?

— А как, Оля, позволь спросить, в нашу жизнь впишется Дарина с ее папашей?

Вопрос ставит меня в тупик.

— А при чем здесь Дарина и тем более Игорь?

— При том, что дочь его уже живет с тобой, — намекает Макс на толстые обстоятельства, — Скоро и папашка примчится.

— Глупости. С чего это он примчится? Мы сто лет уже как в разводе.

— А за каким чертом он, по-твоему, тебе дочь свою на бумаге доверил?

— Я не поняла. Ты сейчас против Дарины или просто к Игорю ревнуешь?

Максим пару секунд молчит, будто собираясь с мыслями, а после делает глубокий вдох и отвечает:

— Я не против Дарины. Я против твоего желания повесить на себя чужого ребенка. И не смотри на меня так. Она тебя уже мамой зовет и этим все сказано. И да! Я ревную. Вот увидишь, буквально через пару дней этот козел прикатит и начнет подбивать к тебе клинья.

— Ну и что! — начинаю психовать я, — Это же не говорит о том, что я поведусь.

— Ты уже ведешся.

— Чушь! Ты прекрасно знаешь, как я люблю Дарину! — почти перехожу на крик, — Я не могу ее бросить в беде и точка!

— Она чужой ребенок, у которого есть живые и здоровые родители, — сухо напоминает мужчина.

— Которые на нее наплевали. Ее кроме меня и бабки никто не любит. Не любимая она пойми же ты!

— И что будет дальше? — складывает руки на груди Макс и требовательно смотрит в упор, — Как ты видишь нашу дальнейшую жизнь? Ты и Дарина?! А я? Какое место ты отводишь моей скромной персоне?

— Ты, я и Дарина. Тебя это не устраивает?

Он не отвечает сразу.

Долго смотрит на меня, прожигая яростным взглядом.

С горечью осознаю, что ничего не смогла ему доказать. Он не чувствует того, что чувствую я. Он, как я, не терял ребенка…

— Во-первых, меня не устраивает воспитывать