Форточница - Натали Лавру

– Да чего ты мнёшься, все же свои! – уговаривал дядька Сашка. – Я ж тебя столько лет как родную растил.

Вот это было спорное утверждение. Растил он меня. Как же!

Но ради Нинка…

– Ладно, – сдалась я. – Может, купить чего-нибудь из еды?

– Так это, водочки купим – отпраздновать, – почесал репу дядька.

– Нет уж! – фыркнула я и запрыгала по ступенькам вниз.

Мы отправились в новое гнёздышко.

С каждым шагом на душе у меня становилось тяжелее, но я шла за дядькой Сашкой в затёртой кожаной куртке, которая когда-то была чёрной, но посерела от времени. От него несло давно не мытым телом, перегаром и мочой. Стыдно идти рядом с таким.

А вдруг кто из знакомых увидит? Маркелов, например?

Но темнота надёжно скрыла нас от любопытных глаз. К счастью или к несчастью – не знаю.

Новое гнёздышко располагалось в подвале панельной многоэтажки. Удивительно, что люди не взбунтовались против таких жильцов под боком.

В подвале, по сравнению с октябрьским морозцем, было тепло. Даже горела тусклая лампа накаливания под потолком.

На старом, замшелом, полуразвалившемся диване отдыхали двое одетых в ветошь бомжей. Они чувствовали себя вольготно в царстве кошачьих туалетов. Воняло здесь так, что у меня навернулись слёзы на глаза.

Сбоку от дивана стояла целая армия стеклянных бутылок, за ней валялось зловонное тряпьё. Отвратительно. Даже в подвале эти отбросы общества умудрились устроить бомжарник.

У электрической плитки грели руки над чайником ещё двое бомжей. Знакомые всё лица. В гнёздышке я всегда старалась держаться от них подальше. А когда они кидали мне грязные намёки, я обычно убегала ночевать по чердакам от греха подальше.

Почти всё в новом гнёздышке было, как говорил дядька Сашка. Кроме одного: Нинка нет.

За моей спиной лязгнула щеколда. Я, кажется, уже ненавижу это изобретение человечества. Щеколда – предвестник проблем.

– Ты меня обманул, козёл ты драный! – повернулась я к дядьке. – Где Нинок?

– В земле гниёт, чикушка старая, – ответил тот, сплюнул на пол и медленно, крадучись, попёр на меня.

– А-а-а! – что было сил завопила я. – Помогите! Насилуют! А-а-а!

– Мужики, хватай её! – скомандовал дядька Сашка и для верности свистнул.

Старого козла я пнула ногой. Метилась в пах, но дядька увернулся.

Сзади мне скрутили руки двое, третий завязал мне рот какой-то вонючей повязкой, а четвёртый дал мне под дых, чтобы присмирела.

Я загнулась. Теперь не поорёшь.

Пока двое волокли меня к развалинам дивана, дядька Сашка выпотрошил мой кошелёк, спрятал деньги и с довольным видом поправил ремень на штанах.

– Свеженькая козочка, – проворковал бывший хахаль моей матери. – Вот я тебя и перехитрил. Да ты не боись, не боись, ничего страшного в этом нет…

Я ворочалась и лягалась. Двое уже получили от меня: один в нос, другой по яйцам. Ну, хоть что-то.

Дядька Сашка потянулся к моим джинсам и довольно ловко стянул их с моих бёдер.

От ужаса я взбрыкнула что было сил, узел на вонючем кляпе развязался, и стены подвала снова зазвенели от моего крика.

Тот, кого я лягнула по самому сокровенному, отошёл от болевого шока, впился клешнями мне в шею и начал душить. Трое других пытались обездвижить мои руки и ноги, а Сашка расстёгивал свои штаны.

Вдруг в дверь подвала начали ломиться. Послышался грозный мужской голос, требующий открыть.

Вовремя. Я уже прощалась с жизнью и проклинала создателя за то, что уготовил мне такую грязную смерть.

Дядька Сашка не пошёл открывать, он снова собрался было приступить к насилию надо мной, но доска, к которой крепилась щеколда, треснула от пинка снаружи, и дверь с грохотом распахнулась.

Все, кто меня держал, разом отступили в сторону, делая вид, что я сама тут разлеглась с голым задом.

– Саня! – зычным басом загремел мужик. – Я пустил тебя сюда, кобель ты паршивый, по доброте своей. А ты, мать твою, что творишь?!

Я пыталась заглотнуть воздуха через передавленное горло и одновременно натягивала джинсы.

– Да я-то чего? – развёл руками Сашка. – Она сама пришла. Вон, мужики подтвердят.

Бомжи замычали и закивали.

В подвал спустились ещё двое: женщина в годах и ещё одна, молодая, сильно беременная.

– О господи, да это ж совсем девочка! – воскликнула та, что постарше. – Дашка, вызывай милицию!

Способность дышать вернулась ко мне, и я сообразила, что милиция – это ещё большие проблемы, чем щеколда. Если Костя узнает о том, что меня пытались изнасиловать пятеро бомжей, он точно никогда не захочет связываться с опороченной девкой. А значит, надо бежать.

И я, рыдая и повторяя, что не надо никого вызывать, схватила сумку и выбежала прочь.

Кажется, кто-то даже пытался догнать меня, кричал что-то вслед, но я отчаянно сверкала пятками.

***

Денег и сил идти в магазин за продуктами не было. Ничего, совру Косте, что приболела, запрусь завтра у себя в комнате, пока гости не уйдут.

В подъезде я поправила волосы, отряхнула одежду, вытерла лицо влажной салфеткой и похлопала себя по щекам, приговаривая: «Я в порядке, я в порядке».

Костя очень удачно разговаривал по телефону со своей мамой. Я воспользовалась этим и прошмыгнула к себе, а перед сном на цыпочках пробралась в ванную и до красноты нашаркалась самым пахучим мылом.

– Наташ, а ты в магазин сегодня не ходила? Ты же собиралась? – спросил Костя, заглянув перед сном ко мне в комнату.

– Настроения не было, – буркнула я. – Отстань. Я спать хочу.

Хорошо, что в темноте Костя не увидел моих красных глаз.

– Неужели чипсов с сухариками переела? – высказал он свою гипотезу.

– Угу, – ответила я, лишь бы он отстал.

Костя ушёл, не стал допытываться. Мало ли какие у меня причуды. И к лучшему. Сейчас мне нужна была тишина и время справиться с ощущением полнейшего ужаса в душе.

Меня трясло так, что зуб на зуб не попадал. На теле ощущались следы чужих лап, словно меня до сих пор удерживают, чтобы изнасиловать. Мерзость…

Измученная переживаниями, я всё-таки уснула, но во сне попала в тот же подвал, только на этот раз никто не спешил приходить на помощь. Я визжала в исступлении, рыдала и умоляла спасти меня.

Вдруг что-то выдернуло меня из сна.

– Наташа! Наташа! – тряс меня за плечо Костя. – Проснись!

Я открыла глаза, но продолжила реветь от ужаса. Рыдания душили, и у меня не было сил бороться с ними.

Костя лёг рядом, обнял меня сзади и погладил по голове.

– Что тебе приснилось? – спросил он. – Говорят, если рассказать кому-нибудь страшный сон, он точно никогда не сбудется.