Серго Орджоникидзе. Командарм советской промышленности - Илья Сергеевич Ратьковский

Письмо Е. М. Ярославского Г. К. Орджоникидзе с информацией о платформе «большевиков-ленинцев», оппозиции и антипартийной деятельности Л. Д. Троцкого

4 октября 1927

[РГАСПИ. Ф. 85. Оп. 27. Д. 252. Л. 1–2. Подлинник. Автограф]

Операция по удалению аппендикса прошла успешно, хотя, как позднее выяснилось, это не решило проблем со здоровьем Серго. Через год Орджоникидзе в августовском письме вспоминал: «В прошлом году Борхард[533] мне делал операцию, прошла хорошо, а в этом году со мной другое несчастие: обнаружены туберкулезные поражения левой почки»[534].

Однако в октябрьские дни 1927 года ситуация со здоровьем Орджоникидзе представлялась всем благоприятной, за него искренне радовались и ожидали его скорого возвращения в Москву. 10 октября М. Ф. Шкирятов с многочисленными ошибками, но с чувством писал Орджоникидзе: «Здравствуй дорогой Серго! Получил твое письмо. А после на второй или третий день получил извещение, что тебя оперировали и такая операция проводит меня в дрож и всякая начала чертовщина ресоваться, боязнь за твою жизнь, как это все случается, что и не думеш ни когда, что может случится, что жизь стоит на волоске, Находишся в ожидании итак далеко, Прямо чертовщина, а вост вывезет. Пишеш и не знаеш, прочтеш ли. Дорогой Серго, как плохо, что тебя нет вообще в данное время [орфография и пунктуация автора сохранены. — И. Р.]»[535].

23 октября к нему в письме обращался слушатель Института красной профессуры В. Г. Фейгин[536]: «Очень обрадовались тому, что ты уже пишешь и тому, что скоро приедешь. Скучаем по тебе ужасно, а Семушкин даже во сне тебя видит. Пришел вчера утром и говорит, что снилось ему, будто ты его матом кроешь. Вид у него весь день от этого был сияющий… На собрании партийного актива Ярославскому была подана записка: правда ли, что Орджоникидзе не согласен с линией ЦК в отношении оппозиции и поэтому его выслали на полгода в отпуск. Ярославский опроверг это, сказал, что тебе делали операцию и т. д.»[537].

27 октября свое удовлетворение этим известием выразил в письме к Серго Клим Ворошилов: «Радуюсь твоему выздоровлению и скорейшему приезду — ты нам нужен как воздух!»[538] В этом же письме он передал ему привет от Калинина. 29 октября М. Ф. Шкирятов подобное тоже написал Орджоникидзе: «Дела твои хорошия и скоро увижу, я — тебя»[539]. Информировал он его и о «наглом поведении» Троцкого.

Им вторил Е. Ярославский, также написавший в эти дни Орджоникидзе: «Только что мне передали сообщение Сванидзе о твоем здоровье от 24/Х, о том, что ты начинаешь расцветать, пьешь напереули[540], ешь и весел. Ты не знаешь, как это меня обрадовало (и всех нас). У нас явилась надежда, что ты приедешь к съезду. Проклятые штрейкбрехеры распространяют гнусные сплетни, что тебя куда-то выслали, что нарочно отстранили, из-за того, что ты, будто бы, с нами не согласен, и т. п., спекулируют на том, что тебя нет»[541].

22 ноября Орджоникидзе вернулся из Берлина скорым поездом в Москву[542], вновь готовый к партийным баталиям. 12–19 декабря он участвует в работе XV съезда ВКП(б), выступает с докладами о деятельности ЦКК и РКИ и о работе комиссии съезда по вопросу о прошедших недавно партийных дискуссиях: «Оппозиция считала, что ЦКК должна быть без всякой политической физиономии и, как плохая сноха, должна бегать от одного к другому, чтобы как-нибудь добиться примирения. Мы считаем, что прежде всего ты должен быть большевиком, ленинцем, а потом можешь быть членом ЦКК, членом ЦК, районного комитета, ячейки и т. д. … занимая совершенно определенную партийную позицию, мы всемерно старались и делали все возможное для того, чтобы сохранить товарищей из оппозиции для партии…»[543] Характерно, что Орджоникидзе был исключением в подобном отношении к представителям оппозиции. А. И. Рыков в своем выступлении, резюмируя исход внутрипартийной борьбы, более резко заметил про них: «Я думаю, что нельзя ручаться за то, что население тюрем не придется в ближайшее время несколько увеличить».

Очевидно, что Зиновьев, Каменев и другие оппозиционеры на основе прежних выступлений Серго считали возможным использовать ситуацию в свою пользу. Поэтому представители оппозиции обратились к Орджоникидзе с письменными заявлениями по поводу принятых съездом решений. Отвергая ряд обвинений, в том числе в попытке создать вторую партию, Каменев, Бакаев, Евдокимов, Авдеев заявляли о прекращении оппозиционной деятельности и пропаганды оппозиционной программы, обязуясь проводить решения партии со всей энергией. Схожее заявление на имя Орджоникидзе написали Раковский, Муралов и присоединившийся к нам Карл Радек. В заявлениях содержалась и просьба о восстановлении в партии исключенных из нее оппозиционеров. Эти и еще ряд заявлений были опубликованы 20 декабря в «Правде». В ответ было указано, что ЦКК будет рассматривать их только в индивидуальном порядке. Роль ЦКК в борьбе с оппозицией отметил съезд, что выразилось в ряде решений. Теперь по постановлению съезда по организационным вопросам Президиум ЦКК делегировал в Политбюро не трех членов и трех кандидатов, а четырех членов и четырех кандидатов[544].

Партия отметила и посвященную борьбе с бюрократизмом речь Орджоникидзе на съезде. Газета «Правда» констатировала: «И по докладу тов. Орджоникидзе, и по всем другим докладам развернулась большая дискуссия, беспощадно вскрывающая наши больные места. Дух борьбы с бюрократизмом, дух самой интимной близости с широкими слоями трудящихся, дух критической пролетарской самопроверки веял в залах Большого дворца, где заседал рабочий, коммунистический съезд»[545].

Проводил в этот период Орджоникидзе и пленумы ЦКК, привлекая к этому слушателей курсов РКИ. Во время январского пленума ЦКК он подверг критике работу Наркомата путей сообщений. Курсисты-инструкторы вспоминали: «В своем докладе он осмеял многотомный годовой отчет НКПС. Серго едко говорил о людях, не умеющих работать, и, хитро прищурившись, спрашивал у присутствующих: „А Вы думаете, что эти отчеты кто-нибудь читал кроме составителей?“ И, рассмеявшись, сам же отвечал: „Конечно, нет“. Ему горячо аплодировали, а мы сидели, очарованные простотой этого человека, его юношеской пылкостью и непримиримостью ко всему косному»[546]. Наркомат путей сообщений СССР в этот период возглавлял Я. Э. Рудзутак, который в политических дискуссиях 1920-х годов порой пытался выставить себя компромиссной фигурой для противостоящих сторон. Поэтому данная критика, возможно, была связана не только с имевшимися проблемами в Наркомате путей сообщений СССР, но и с политической позицией наркома.

Между тем зимой 1927/1928 года Орджоникидзе нездоровилось. Поэтому в намечавшейся поездке в Сибирь его заменил Сталин, который выехал туда 15 января[547]. Орджоникидзе временно остался в Москве, так как 20–26 января должен был выступить с докладом на Всесоюзном совещании