Дом моей матери. Шокирующая история идеальной семьи - Шари Франке

Ответ пришел быстро: она назначила дату и время на следующей неделе.

«Это было несложно, – подумала я, чувствуя себя немного лучше. – Я просто заскочу к ней, заберу бумаги и покончу с этим».

Но до того, как я смогла забрать документы, случилось несколько важных вещей.

Ситуация дома накалилась. В отсутствие Кевина и при постоянных отлучках Руби я начала беспокоиться насчет благополучия младших детей. Последней каплей стало сообщение соседки о том, что дети уже пять дней находятся в доме одни, пока Руби где-то пропадает с Джоди.

Я была в шоке. Пять дней. Без присмотра взрослых. Никто не смотрел, едят ли они, в безопасности ли. При мысли, что мои младшие братья и сестры заботились о себе сами почти неделю, у меня закипела кровь. В тот момент я была готова на что угодно – и к черту последствия.

Я позвонила в Отдел опеки и попечительства, затребовав проверку в родительском доме. Полицейские съездили туда, постучали в двери и заглянули в окна. Они отчитались, что дети внутри и с виду с ними все в порядке. Я была рада, что они в норме, но меня разочаровало отсутствие дальнейших действий. Разве нет какого-нибудь закона, запрещающего оставлять несовершеннолетних без взрослых, и разве пять дней – недостаточный срок, чтобы принять меры?

Мое облегчение было кратковременным. Каким-то образом Руби прознала, что это я звонила в опеку. Естественно, она вышла на тропу войны. Не знаю, как она догадалась, но ей нужен был мой скальп.

Я оказалась в крайне неловком положении: мне требовалось забрать документы на машину у Пэм, зная, что я навлекла на себя гнев Руби. Как будто и без этого все не было достаточно сложно.

Я ходила взад-вперед по гостиной Хеймондов, грозя протоптать дыру в их ковре. Мысли кружили в голове, выстраиваясь в самые кошмарные сценарии. Вдруг Пэм просто откажется отдать мне бумаги? Что, если она попытается использовать их в качестве инструмента давления, чтобы снова загнать меня под пяту Руби?

В панике я отправила Пэм сообщение, надеясь и молясь, что Руби постесняется рассказать ей о случившемся.

«Привет, Пэм, мне очень нужны мои документы. Не могла бы ты просто оставить их в почтовом ящике, чтобы я забрала? Я очень тороплюсь. Еще раз спасибо. Шари».

Ее ответ был скорым и однозначным.

«Ни в коем случае, Шари. Это важные юридические бумаги, и я не могу рисковать, вдруг их украдут или они потеряются. Ты должна приехать ко мне и забрать их лично. Увидимся в назначенный день и час. Пэм».

Как будто ситуация была недостаточно стрессовой, за несколько дней до назначенной даты, когда я должна была получить свои документы, «Реддит» взорвался: просочилась новость о том, что Кевин и Чед больше не живут дома, и Интернет с его ненасытным аппетитом к превратностям жизни нашей семьи склонял нас на все лады. Распространялись сплетни, выдвигались теории, на «Реддите» и других форумах судили и рядили, что могло случиться, и активно обсуждали мою в этом роль.

При виде того, как разрастаются обсуждения, я решилась прояснить свою позицию и опубликовала сториз у себя в профиле:

«Я знаю, что в Сети ходит много слухов о моей семье. Хотя это правда, что я не общаюсь с родными и не поддерживаю экстремальных убеждений “СоЕдинения”, пожалуйста, не забывайте, что это моя настоящая семья. Несмотря на все добрые намерения, слухи и сплетни не идут нам на пользу. Я бы хотела попросить соблюдать неприкосновенность частной информации, пока мы с семьей справляемся с этой очень сложной ситуацией. Пожалуйста, помните, что над ней работает много людей, и, я надеюсь, однажды мы опять станем единым целым. Очень прошу вас уважать мои личные границы, пока я работаю над своим духовным исцелением».

Я знала, что, опубликовав это заявление, сожгла тот шаткий мостик, который еще оставался между мной и Руби. Но что-то внутри меня изменилось. Необходимость отстаивать свои убеждения, отстраниться от Руби с Джоди и всего, что они олицетворяли, пересилила во мне страх перед последствиями.

Я смотрела на свое сообщение со смесью ужаса и восторга. Я как будто прыгнула с обрыва, не зная, есть ли внизу, под скалами, вода. Но впервые за долгое время я чувствовала, что верна себе. Что бы ни случилось дальше, я справлюсь.

Мое сердце все еще отчаянно колотилось, когда я подошла к миссис Хеймонд, стоявшей на кухне. Едва ворочающимся языком я произнесла:

– Миссис Хеймонд… – мой голос был слабым и заметно дрожал. – Мне надо сегодня забрать кое-какие документы у Пэм. Вы не могли бы… поехать со мной? Я не смогу сделать это одна, и мне нельзя ездить на машине без страховки.

Лицо миссис Хеймонд смягчилось, глаза наполнились состраданием. Я знала, что могу положиться на нее.

– Конечно, я поеду с тобой, Шари. Мы сделаем это вместе.

Я не запомнила поездку до дома Пэм. Мы поднялись на крыльцо, с каждым шагом приближаясь к неизбежной конфронтации. Дрожащей рукой я постучала в дверь.

Когда она открылась, оправдались мои худшие опасения. Пэм стояла на пороге, презрительно кривясь. От фигуры за ее спиной у меня кровь застыла в жилах. Руби, моя мать, торжественно демонстрировала документы, зажатые у нее в руке, – словно предъявляла заложника.

Я угодила в ловушку.

– Привет, Шари, – сказала Руби приторно-сладким голоском.

Я судорожно сглотнула; у меня пересохло во рту, а язык превратился в наждачную бумагу.

– Можно мне, пожалуйста, мои документы? – попросила я, протягивая руку и стараясь унять дрожь.

Глаза Руби сощурились.

– Не так быстро. Я не отдам их тебе, пока ты меня не выслушаешь. Входи. Давай поговорим.

В тот момент я вдруг ощутила прилив сил, о которых не подозревала.

– Нет, – ответила я дрожащим, но четким голосом. – Я не войду. Если хочешь поговорить, говори здесь.

Мы стояли на крыльце, разделенные порогом, замерев в странном ступоре. Руби держала мои бумаги словно оружие. Пэм как тень маячила в дверях. Миссис Хеймонд, спокойная и уверенная, возвышалась за моей спиной – словно молчаливая опора. Я тряслась как лист, но не собиралась отступать.

Лицо Руби исказилось от гнева и боли.

– Поверить не могу, что ты натравила на меня полицию, – начала она, повысив голос. – После всего, что я для тебя сделала, после всех жертв, которые принесла. Как ты могла предать меня, Шари? Как могла быть такой эгоисткой?

Я чувствовала успокаивающее присутствие миссис Хеймонд за собой – оно напоминало, что я не одна, что у меня есть поддержка и помимо токсичной семьи.