Дом моей матери. Шокирующая история идеальной семьи - Шари Франке

Их дом, всегда полный смеха и теплоты, стал для меня прибежищем, местом, где я могла дышать полной грудью и быть собой.

Я подошла к дверям Хеймондов, отперла замок, вошла и поняла, что дома никого нет – только собаки. «И правда, они упоминали, что собираются на спектакль», – вспомнила я.

Я плюхнулась на удобный диван в гостиной, собираясь включить телевизор. Пока я искала пульт, у меня зажужжал телефон, и на экране высветилось имя Кевина. Я ответила на звонок.

– Привет, пап.

– Ты одна? – серьезным тоном спросил он.

– Да, а что? – ответила я, и мороз пробежал у меня по позвоночнику.

– Нам с мамой надо с тобой поговорить, – сказал он. Судя по слабому эху, разговор велся по громкой связи, хотя Руби и молчала.

Мысли вихрем закружились у меня в голове – сплошь плохие сценарии. Они узнали про Дерека?

– Шари, я… даже не знаю, как это сказать.

Я крепче сжала телефон; мои ладони вспотели.

– Просто скажи, пап. Пожалуйста.

– Твоя мама предложила мне покинуть наш дом, чтобы поработать над собой, – произнес отец хрипло. – Когда я исправлюсь, то смогу вернуться, и мы снова будем счастливой семьей. Я буду отсутствовать не меньше года.

Меня словно ударили кулаком в живот. Не меньше года?

Кевин тяжело вздохнул.

– Да, я уезжаю и увожу Чеда с собой. Чед тоже эгоист, а эгоистам надо держаться друг друга.

– Я не хочу, чтобы ты закончила как я, Шари, – продолжал он. – Возможно, это станет для тебя хорошим уроком.

«Хорошим уроком? Он сейчас серьезно?» – ошеломленная, думала я.

И тут Кевин бросил новую бомбу: он не будет общаться с остальными детьми. Только со мной.

Все это не имело никакого смысла.

– Что ты об этом думаешь, Шари? – спросил он ровным тоном.

– Я в растерянности, – ответила я. – В полнейшей.

– Понимаю. Но это не конец нашей семьи, а только начало.

Только начало. Его слова эхом отозвались у меня в голове, пустые и бессмысленные.

Когда Хеймонды наконец вернулись домой, то нашли меня на диване, сжавшуюся в комок и сотрясаемую рыданиями, вырывавшимися из самой глубины души. Они не задавали вопросов – просто уложили меня в гостевой спальне и напомнили, что у них я в безопасности.

На следующее утро я проснулась от жужжания телефона – на этот раз от Кевина пришло длинное сообщение.

«Шари, ситуация изменилась, и мы с Чедом просим тебя не контактировать с нами, пока мы не будем готовы и сами не свяжемся с тобой. Пожалуйста, не звони мне и не пиши. Не будь в этом эгоистична и не обижайся. Используй это время, чтобы сблизиться с мамой и остальными детьми».

Я прочла его сообщение раз, другой, третий – каждое слово резало словно бритвой. Меня так и тянуло расколотить телефон о стену. Не будь эгоистична? Не обижайся?

Он отрезал меня этим бледным подобием прощания. Как он мог ожидать, что я не стану задавать вопросов, не потребую объяснения?

Гостевая спальня Хеймондов стала моим спасительным коконом. Часы превращались в дни, а я все лежала там, бродя мыслями по лабиринту догадок и полуоформленных теорий. Но не могла отыскать никакой логики, никакого скрытого смысла. Единственное, что я знала наверняка, – это дело рук Джоди.

Я сегодня ходила к психотерапевту и все рассказала. Что сержусь на отца, потому что он не отстаивает себя и бросает семью. А еще безумно злюсь на маму и Джоди, которые разрушили нашу семью. Мне кажется, часть меня умерла и никогда не воскреснет. Я не знаю, смогу ли когда-нибудь оправиться и простить их. Не знаю, как помочь моим братьям и сестрам. Не знаю даже, как помочь самой себе.

Неделя прошла в тумане переживаний и растерянности, после чего со мной наконец связалась Руби. Ее сообщение всплыло на телефоне: «Как ты со всем этим справляешься?»

Я была удивлена, что она вообще мне написала – с учетом наших отношений. Часть меня испытала облегчение, что она не обратилась ко мне раньше; мне требовалось время все обдумать. Тем не менее, ее заботливость меня не тронула.

«Мне тяжело. И очень грустно».

Ответ Руби был как ведро ледяной воды.

«Да, это было нелегко. Надеюсь, мы все воспользуемся возможностью, чтобы поучиться смирению, особенно ты».

Смирению? Она серьезно?

Я не удостоила ее сообщение ответа. Отбросив телефон в сторону, я зарылась лицом в подушку и рыдала, пока не охрипла.

Несколько дней спустя Руби предложила встретиться за ланчем, чтобы «обсудить ситуацию».

«Что тут обсуждать? – с горечью подумала я. – Ты выгнала папу, потому что сходишь с ума по Джоди. А нам, остальным, остается лишь собирать осколки».

Собравшись с духом, я отклонила приглашение.

«Как возможно, что ты не хочешь встретиться со мной?» – написала Руби.

«У меня сейчас сложный период. Могу только переписываться, и все».

«Но переписка оставляет много возможностей для недопонимания».

Я не стала отвечать, не в силах продолжать этот разговор.

В следующие недели я много размышляла о роли Кевина во всем этом. Он был неидеальным. За прошедшие годы он тоже наделал ошибок, поддерживая Руби в ее токсичном поведении и безучастно наблюдая, как она проходит по нам паровым катком. Он был ее верным слугой, исполнял любые ее желания и требования, даже самые немыслимые. Но его нельзя было называть эгоистичным. Собственно, альтруизм являлся его главной слабостью: он отдавал и отдавал, не думая о себе. Теперь он добровольно отправился в ссылку, оборвав все контакты с нами, его детьми, чтобы угодить жене и защитить нас от злобного монстра, которого Джоди в нем усмотрела.

Он говорил, что это временно: год он потратит на личностный рост, чтобы потом вернуться к семье. Но я знала, что Руби никогда не примет его назад, сколько бы времени ни прошло. Это был билет в один конец. Это было навсегда.

По сей день я считаю чудом, что он пережил ужас своей ссылки и не покончил с собой. С тех самых пор меня преследует страшная мысль: возможно, Джоди и Руби этого и хотели. Может, они надеялись, что он просто… исчезнет. Навсегда.

Глава 35

Гуманитарная помощь

Лето закончилось, началась осень, а я открыла новую главу своей жизни: второй год колледжа. Вместо относительной безопасности общежития передо мной замаячила пугающая перспектива жизни вне кампуса. Я переехала в новое жилье с двумя соседками, тоже студентками, с которыми познакомилась в колледже;