Ромодановский шлях. Забытые победы - Даниил Сергеевич Калинин

Расчет сотника оказался верен – вперед ломанулись те, кто более всего жаждал пограбить: крупный татарский отряд, державшийся чуть поодаль, в стороне (сотни три степняков, не менее), да примерно с полтысячи мелких шляхтичей и их слуг. Возглавил их, впрочем, какой-то важный пан в сопровождение десятка панцирных всадников – явно не король, но кто-то знатный.

- Видали братцы, татар да сброд панский? Ужо бы они сейчас нам жизни сохранили бы… Повязав веревками – да в Крым отравив очередным обозом полоняников!

Трикач хмуро сплюнул за стену, после чего отрывисто приказал:

- Пушкари и затинщики – бейте по крымчакам! И чтобы ни одно ядро мимо не вложили! Остальные – огонь по ляхам после моего выстрела. Толпа вышла знатная, не промахнешься… Да токмо подпустите поближе, и пищали да пистоли ворогу покуда не кажите!

Прошло еще немного времени прежде, чем ляхи вплотную приблизились к стенам; вперед подался важный пан в сопровождение панцирных всадников:

- Ну, когда ворота уже разберете?

Трикач, криво усмехнувшись, выкрикнул в ответ:

- А с кем говорю? Неужто сам круль польский?

Побаивается пан, хоть и вида не подает: уж больно часто лошадь переступает под седлом да встревожено фыркает – не иначе настроение наездника передалось. Но, окинув взглядом стену «Девицы» и нигде не усмотрев казаков с пищалями, ответил с неистребимым польским гонором:

- Хватит с вас и королевского посланника!

- Нет, так дело не пойдет. Я обещался город только самому крулю сдать… Да и не верю я в его милость. Вон, какую толпу воров и дармоедов собрали – небось, грабить нас собрались! И татары позади держатся… Не иначе родных наших в полон угнать?

Пан нервно дернул роскошным усом, теряя терпение – и в то же время невольно заерзал на седле. Замечание подлого холопа и быдла, посмевшего поднять руку на господ, было на самом деле справедливым – татары участвовали в походе ради добычи, и этой добычей были невольники. Конечно, разумнее было бы хоть немного осадить их – или хотя бы не позволять грабить и своевольничать в сдавшихся без боя казацких крепостях. Но Ян Казимир не собирался портить отношения с могущественным союзником из-за каких-то казаков… Участь «Салтыковой Девицы» была предрешена – но, подумав, переговорщик решил поиграть и в милость:

- Не дурите. Круль обещал вам жизнь! И слово свое сдержит… Так что поскорее откройте ворота – и сложите оружие! А то не ровен час, еще кровь прольется – и уж тогда вам несдобровать…

- Еще как прольется – тут ты прав, лях!

Сотник стремительно вскинул давно заряженный мушкет с дорогим колесцовым замком – и точным, верным боем до ста шагов. До королевского посланника было меньше… Грянул выстрел – и вскрикнул осевший в седле пан. И тотчас рухнул под копыта рослого гнедого жеребца знаменосец с польской хоругвью – то ударила пуля Василько…

А следом словно бы гром грянул! До того дружным, плотным залпом огрызнулись казаки со стен «Салтыковой Девицы» – обрушив на ляхов град убойного свинца, косящего шляхту на ближней дистанции… В гущу же татар устремились чугунные ядра пушек и гаковниц. Немного их – но коли угодит ядро в тело человека, так разорвет его пополам! А уж про оторванные руки иль головы и говорить нечего; и ведь одно ядро сразу нескольких задеть может.

На сей раз степнякам придется щедро заплатить за русский полон собственной кровью…

Глава 19.

Ляхи готовили штурм Салтыковой Девицы два дня. Два дня правобережные черкасы делали для панов всю грязную работу – копали в мерзлой земле апроши, насыпали валы для орудий, заготавливали штурмовые лестницы. Но в эти же два дня чудом ускользнувшие из города гонцы, отправленные сотником Трикачом в Глухов, к гетману Брюховецкому в Батурин, в Гадяч и Белгород к воеводе Ромодановскому. Они летели по заснеженным дорогам Малороссии – отрываясь от настигающих их татарской погони…

Эти два лишних дня, что уйдут на подготовку к обороне Глухова, Батурина и Гадяча, на сбор войска в Белгороде, сотник Трикач и его казаки выиграли одним единственным залпом со стен. Но упрямые (и сохранившие верность!) черкасы надеялись выиграть хотя бы еще один... Ещё один день.

Василько в очередной раз обходил свой участок стены, завязывая с казаками короткие разговоры, подбадривая молодых парней… Разобрав несколько старых хат, чьих хозяев переселили к родне, казаки подняли на стену довольно тяжелые бревна – сбросив их вниз, можно сломать лестницы, или хотя бы сбросить с них штурмующих. Заготовлен был также изрядный запас пуль – на них переплавили весь доступный свинец. Мужики наточили топоры, готовясь обрушить их на головы поднимающихся по лестницам ляхов – и подняли на прясло несколько увесистых булыжников и крупных осколков битого кирпича, что можно бросать вниз…

Единственное, о чем переживали защитники Салтыковой Девицы – так это о том, что круль бросит на штурм правобережных черкасов, и придется лить братскую кровь. Пусть и изменники – да все же ведь братья по крови и вере. Такие же казаки, в свое время дравшиеся плечом к плечу с левобережцами под началом Богдана – дравшиеся против ляхов и круля! Обманули их, обвели вокруг пальцы предатели-гетманы – да и попробуй откажись встать в войско, когда к городу привели татарскую орду… Но Трикач и его ратники зря переживали – то ли круль не решился бросать своих черкасов против малоросских казаков, не желая подрывать итак невысокий дух немалой части своего воинства. И не провоцировать их на бунт, чего греха таить… То ли сами ляхи надеялись хорошенько пограбить Девицу – тут и повод прекрасный (ведь не сдались же, не подчинились воле круля!), и возможность удобная.

А если вперед пустить своих черкасов, так пограбят же все без обедневшей и поиздержавшейся на затяжной войне шляхты!

Василько с замирающим сердцем следил за тем, как разворачиваются за артиллерийскими валами стройные ряды обученных и вооруженных на европейский манер польских жолнеров – и кучкующуюся за спиной их толпу обедневшей польской шляхты да гетманских гайдуков. Последние в недавнем прошлом составляли основу польской пехоты, наравне с черкасами – но теперь остались лишь при гетманах и богатых панах на правах то ли телохранителей, то ли вооруженной челяди…

Это было и не столь важно. Грянул первый, сигнальный выстрел, за ним заревели сигнальные трубы – и польские полевые орудия открыли плотный огонь