Семена Перемен - Егор Александрович Данилов

«Слышишь меня?» Молчание. Но ведь ответил однажды. И даже помог.

«Слышишь?» — «Что ты хочешь, маленькая хули-цзин?» — «Поможешь мне, когда я позову?»

Интерлюдия 2

Когда тебе сорок, ты не хочешь видеть кровь.

Видел ее столько, что, кажется, хватит на сотню жизней. Голос все чаще преследует во снах. Быть может, это безумие? Быть может, ты никогда уже не будешь прежним? Не вспомнишь о том, что когда-то мечтал о семье? О том, что у тебя были мать и отец? Мирная жизнь? Разве для насилия ты рожден? Не безумие ли то, что ты делаешь? Не безумие ли то, к чему идешь?

Спишь вместе с солдатами. Смотришь на их лица. У кого нет пальца, у кого подбит глаз. Трибун еще может себе это позволить. Иногда. Чтобы не потерять связь с реальностью.

Солдаты держатся. Но все сложнее останавливать их от насилия. Женские крики из соседнего дома говорят о том, что ты опять не успел. Она из шуэ́лла, но это ничего не меняет. Поднимаешься. Сносишь с петель хлипкую дверь. Их трое. Все хотят женского тела. Штаны спущены. Юбка задрана. Маленькая грудь обхвачена грязной ладонью.

Убить одного — остальные разбегутся и будут тише травы. Выносишь приговор, не раздумывая. Незамедлительно.

Когда тебе сорок, ты можешь на что-то влиять.

Часть III. Амаль

Глава 7. Ветра Пустыни

Ама́ль аз Фарех, ава́л исследовательского каравана альмаутов, поднялся в седле, оглядывая цепочку людей и животных, медленно двигавшихся по бесконечным песчаным дюнам. Уставшие хайма́ны, гордые и выносливые звери Пустынь, шли друг за другом, растянувшись на многие сотни шагов. Измотанные переходом всадники покачивались в седлах. Каждый ждал возвращения в аль-Хари́ф. Там их встретит прохладная гладь эль-Бадру́, пышногрудые женщины разольют по бокалам ара́к, ночь будет длинной и жаркой, а наутро авал предстанет перед Советом и сообщит о результатах путешествия. Он ждал этого дня много декад, с тех пор как обнаружил Топазовую Сферу, тысячи лет хранившуюся в гробнице древнего царя. То был невероятной красоты огромный лазоревый самоцвет, в присутствии которого мисба́хи загорались сами собой, да так ярко, что приходилось отводить глаза.

— Авал! — окликнул один из караванщиков, когда их хайманы поравнялись. — Надвигается буря, надо остановиться, разложить сакфы и переждать.

Амаль вгляделся вдаль. Горизонт и впрямь потемнел, где-то там, под Завесой, клубилась поднятая ветром стена песка. Как он этого не заметил? До оазиса рукой подать, но, если песчаная буря застигнет в пути, многие не доживут до завтрашнего дня. Они должны остановиться, рисковать нельзя.

По каравану разнесся приказ. Альмауты спешились и принялись готовить укрытия. Как из ниоткуда возникали сакфы — приземистые пирамидальные шатры, способные выдержать любую непогоду. Хайманов спешно заводили внутрь и закидывали песком юбки навесов, чтобы ветер не поднял их в воздух.

Светила заканчивали последний Оборот. Голубой Азра́х выступал вперед, закрывая собой желтоликую сестрицу Асфа́ру. Песчаная буря приближалась. Уже доносилось издалека завывание ветра между дюн, уже поднимался в воздух горячий песок, уже хлестало по лицу и скрипело на зубах. Не спасали ни куфия, подвязанная на лицо, ни попытки держаться против ветра.

Амаль аз Фарех в последний раз оглядел лагерь — все ли готово, никому ли не нужна помощь — и, удовлетворившись осмотром, скрылся в собственном сакфе. Гигант Баши́р, верный помощник и телохранитель, через клапан, расположенный на высоте пояса, присыпал песком вход с внешней стороны шатра. Теперь они готовы переждать бурю.

Порывы ветра становились все сильнее, стены сакфа прогибались, непогода гудела и ярилась в бессильной злобе. Хайманы стояли смирно, хотя и водили ушами из стороны в сторону, ощущая опасность.

— Не по сезону, — прервал молчание Башир. — Не должно быть бурь в это время года.

— Согласен. Не к добру.

— Вчера во сне видел прадеда. Просто так он обычно не приходит. Пытался с ним заговорить, но не смог раскрыть рот.

Амаль поморщился. Он любил Башира, но его раздражало, когда тот начинал рассказывать о покойниках.

— Я знаю, как ты к ним относишься, авал. Но сколько раз мои сны нас выручали?

В словах гиганта была доля правды, и это только сильнее злило авала. Амаль не верил предкам, ждал от них подвоха, а те множество раз отплачивали сполна: нашептывали дурные советы, вводили в заблуждение, лишали уверенности. Он хотел бы быть таким, как остальные, хотел бы, чтобы связь с миром умерших давала поддержку и защиту. Но праотцы лишь выбивали опору из-под ног — фальшивыми речами, двуличием, кознями и интригами. Когда же авал ошибался в своем недоверии, то лишь сильнее ожесточался в неприятии мертвых, ожидая, что любой их совет рано или поздно обернется катастрофой. Башир был хорошим альмаутом: он почитал предков. Но не Амаль.

* * *

Буря закончилась внезапно. Вместе с ней стих и ветер. Разожженный Баширом мисбах едва-едва разгонял полумрак шатра. Хайманы мирно дремали, положив головы на спины друг другу.

— Придется выдвигаться завтра, — констатировал гигант, выглянув на улицу. — Слишком темно, собьемся с дороги.

Амаль кивнул. Мечтам не суждено сбыться сегодня, значит это произойдет на следующий день. Так или иначе, очень скоро он будет вдыхать прелый запах финиковых пальм, слышать возбужденное щебетание перелетных птиц, ощущать, как холодные воды эль-Бадру омывают иссушенное жарой тело. Все это так близко, что задержка в пути не имеет значения.

Авал вышел из сакфа, оставив Башира раскладывать вещи. Караванщики ждали решения. Все они стремились домой, под тень инжира и олив, в объятья женщин, которых не видели много декад. Но каждый понимал, что время позднее и, раз сакфы стоят, нет смысла собирать поклажу и трогаться в путь прямо сейчас. Через четверть Оборота в Пустыне станет так темно, что никакие мисбахи не смогут осветить их путь.

Амаль сообщил караванщикам свое решение и, как по команде, то тут, то там начали появляться костры. Лагерь наполнился разговорами и отсветами пламени на разноцветных сакфах. В воздухе запахло пшеничными лепешками. Небо было черно и непроглядно, и лишь вдалеке, со стороны далекой реки Каби́р, Завесу слегка подсвечивали разноцветные лучи скрывшихся за горизонтом Светил.

— Сегодня будут дежурить по трое в три смены, — подошел к авалу начальник охраны, высокий воин-альмаут с