Путь Инквизитора. Том 3. Божьим промыслом - Борис Вячеславович Конофальский

— И что же? — спрашивает у него супруга едва не с замиранием сердца. — Поедем?

— Нет, — разбивает все надежды баронессы Волков. — Мне не до визитов, и не до Ланна. Один ваш родственник на реке буйствует, проходу купцам не даёт, второй ваш родственник ждёт меня в Вильбурге для отчёта. Какой мне Ланн?

И её лицо сразу становится серым и обычным, в нём и проблесков от надежд не остаётся.

— Вот и всегда вы так, — говорит жена; всякому видно, что рухнувшие надежды её огорчили, она бросает письмо на стол, потом порывается уйти, но не уходит, а садится за стол рядом с ним, удручённая.

Волков глядит на её лицо, на глаза, в которых вот-вот могут появиться слёзы, которые его всегда злят… Нет, она всё так же ему немила, как и в первый день их знакомства, а ещё она глупа и по-женски зла… У неё дурной норов, просто невыносимый, но… главную свою миссию, миссию всякой доброй жены, его супруга выполняет безукоризненно.

Она рожает ему сыновей.

Крепких, здоровых, горластых, драчливых сыновей… Одного за другим. И посему он говорит ей:

— Если хотите, возьму вас в Вильбург.

— В Вильбург? — баронесса, кажется, не верит своему счастью. — С детьми?

И он, зная про то, что три дня в одну сторону с этой семейкой могут свести его с ума, всё равно соглашается:

— Хорошо, берите этих своих крикунов, если не хотите хоть немного побыть в покое.

— А когда же поедем?! — она вскакивает со стула.

— Через день или два, как покончу с делами. Надобно Карла дождаться. Он с отрядом уже должен быть где-то у реки. Ещё и в Мален нужно будет заехать, а уже только оттуда в Вильбург поедем.

«Век бы его не видеть!», — думает генерал.

Жена же его от счастия закатывает глаза:

— Господи! Вильбург! Дворец, обеды… Платье мне надобно новое. Не в этих же лохмотьях ехать. Наш дом поглядим.

Супруга убежала… Побежала рассказывать радостную новость сыновьям и матери Амалии — конечно же, баронесса собиралась взять её с собой. А Волков стал читать письмо от Агнес:

«Дядюшка, дорогой, да благословен будет дом ваш, да не оставит Господь вас и детей ваших благостью своей. Приехала тётушка графиня ко мне. Как и обещал архиепископ, он принял её хорошо, от щедроты своей дал ей хороший дом, со двором и конюшней, на улице у Черёмухова моста, как раз возле купален Шмидта, — «Черёмухов мост». Это была хорошая улица, барон помнил это место. «Неплохой, видно, там ей дом выделила несчастной и гонимой вдове казна курфюрста, — эта доброта хитрого попа настораживала Волкова. — Ничего он просто так не делать не станет!». И он опять погрузился в чтение: — Саму же тётушку пастырь сразу звал на обед, где представил её всем своим близким, также он говорил с молодым графом ласково, и говорил про вас, хвалил вас как рыцаря наипервейшего, неустрашимого, я сама тому разговору была свидетельницей. А потом Его Высокопреосвященство говорил и с тётушкой, спрашивал её про иных её детей, про дочерей, что остались в Вильбурге. На что тётушка стала плакать, но пастырь Ланна её утешал, сказал, что жить она может под его крылом, сколько ей надо будет, и если нужно, своих дочерей из Вильбурга пусть сюда привозит, что в Ланне хорошие женские монастыри, где благородные девы всегда получат достойное образование. То есть незаконнорождённых дочерей тётушки Брунхильды пастырь называл благородными, чем тётушку тронул безмерно. И она опять со слезами сказала, что двух её дочерей герцог из Вильбурга не отпустит. А после того разговора с графиней и графом, до того как сели все за стол, Его Высокопреосвященство сказал, что за всю жизнь не видал такого смышлёного отрока, как граф Мален, и что ему надобно дать хорошее образование. При том была я и первые прелаты Ланна, и отец Константин сказал, что о том позаботится, — «Уж больно мягко стелет, старый лис». Этого хитреца генерал знал неплохо. — А после графиня наша сказала, что таких душевных людей, как архиепископ, поискать надо, он совсем не такой, как бессердечный герцог Ребенрее, — «Один расчётливый и холодный, а другой хитрости необыкновенной, вот и всё их различие, но оба волки ещё те». — А у меня всё хорошо, и я всё ещё жду вашего одобрения моего жениха. А уж он как ждёт, — тут сразу генералу пришло на память письмецо из Ланна, где интересы того женишка были расписаны. И Волков, признаться, не воспылал особым желанием с тем женихом знакомиться. А Агнес писала дальше: — И его семья тоже. Они молят Господа о вашей благосклонности. Хотели вам слать подарок, да я отговорила, сказала, что угодить вам трудно, а разозлить легко, — «Чего же тут трудного: прислали бы тысячу золотых, так я бы сразу дал добро. Тысяча гульденов. Как раз замок достроить, — он оторвался от письма. — А что? Может, и вправду съездить в Ланн да вытрясти из купчишек тысячу золотых? И пусть этот дурень странный живёт потом с Агнес, как хочет, меня то касаться не будет. А родственники его заплатят, заплатят… «Племянницу» сам курфюрст на обеды зовёт, её влияние в городе много больше стоит, чем тысяча гульденов, а мне как раз замок хватило бы достроить. А может, две тысячи просить? На паркеты, окна и обивку в покоях хватило бы, — тут он усмехается сам себе. — Эх, взять бы с них пять. Ещё и на обстановку хватило бы». В общем, эта мысль ему пришлась по душе. Но он решил всё обдумать попозже. — А ещё, пока я не отправила вам, дядюшка, моё письмо: меня нынче утром звал к себе архиепископ, снова и снова говорили о вас, он всё дознавался, как вы в Винцлау съездили, не писали ли вы мне о том, — «Ах, вот что хитрого попа интересует!» — Я же сказала ему, что о своих военных делах вы никогда мне ничего не рассказываете, ибо то не женского ума дело, а после того он сказал, что всегда думал о вас как об умном человеке. И ещё просил, чтобы я передала вам, что он вам будет рад и что, если вы приедете в Ланн, непременно чтобы были у него, он вас ждёт и просил вас не забывать того, кто повязал вам рыцарские шпоры. На том и прощаюсь с вами, дядюшка, молю за вас Господа, вы опора моя и защита.

Дева Агнес Фолькоф, племянница ваша».

Да,