Другой Владимир Высоцкий - Федор Ибатович Раззаков

Вбивать Высоцкого в диссидентство было выгодно обеим силам: как либералам, так и державникам. Первые таким образом хотели окончательно прибрать его к рукам и использовать его славу и талант в собственных интересах. У державников были иные цели. Вбивая его в диссидентство, они тем самым мечтали навсегда закрыть проблему с ним — выдворить его из страны. Ведь тогда заметно активизировалась еврейская часть советского диссидентства, которая была готова начать процесс мощного давления на советские власти, с тем чтобы они открыли еврейскую эмиграцию из страны. И под это дело можно было подвести и Высоцкого.

Кстати, процесс этот начался 24 февраля 71 — го, когда в Москве двадцать четыре еврея захватили здание приемной Президиума Верховного Совета СССР на Манежной площади. Один из «захватчиков», инженер Эфраим Файнблюм, подал в окошечко приемной петицию с требованием открыть еврейскую эмиграцию из СССР. Через полчаса вся Манежная площадь была запружена бронетранспортерами, а у входа в здание дежурили офицеры КГБ (благо Лубянка была недалеко). Все радиостанции мира, тут же растрезвонили о сумасшедшем поступке доведенных до отчаяния московских евреев. И спустя неделю после этого инцидента всех «захватчиков» начали одного за другим выпускать из страны. Так евреями была пробита брешь в «железном занавесе» — началась их массовая эмиграция. Если в 1970 году СССР покинуло 999 евреев, то в 1971-муже 12 897 (причем только четверо из них отправились в США, а все остальные — в Израиль).

Отметим, что как раз в момент открытия широкой еврейской эмиграции из СССР (в 1971 году) из-под пера Высоцкого появляется «Песня про мангустов». Сюжет ее таков. Людей одолели полчища змей, и они позвали на помощь мангустов. А когда те с большим успехом справились со своим делом (истребили змей), люди отплатили им черной неблагодарностью — переловили мангустов и отправили их на убой.

Судя по всему, в этой песне Высоцкий зашифровал «еврейскую» тему. Долгие десятилетия советская власть пользовалась услугами евреев. Например, с 1917 по 1937 год они активно участвовали в истреблении «змей» — пускали под корень бывшее русское дворянство, купечество, крестьянство, интеллигенцию. А потом сами же попали под жернова созданной ими репрессивной машины. Причем никакие их заклинания о том, что они есть одна из основ и движущих сил советской власти, никакого воздействия на их гонителей не производили. Как пел Высоцкий: «А мангуст отбивался и плакал, и кричал: «Я полезный зверек!». В итоге евреев навсегда вытеснили из политики. А в начале 70-х, окончательно разочаровавшись в «развитом социализме», они побежали из страны, поскольку «люди не могут без яда — ну а значит, не могут без змей». В такой стране «мангустам» стало жить просто несподручно.

Поскольку Высоцкий чурался политического диссидентства, он предпочитал быть не внесистемным оппозиционером, а системным. Это давало ему значительно больше преимуществ: поддержку либералов во власти и признание миллионов людей, которые в большинстве своем к «диссиде» относились отрицательно. Хотя свое инакомыслие Высоцкий никогда публично не признавал и в своих интервью всячески открещивался от того, что в его песнях содержится двойной смысл (пресловутый подтекст или «фига в кармане»). Он даже песню такую написал. — «Я все вопросы освещу сполна…» (1970), где так прямо и заявил:

…Теперь я к основному перейду.

Один, стоявший скромно в уголочке,

Спросил: «А что имели вы в виду

В такой-то песне и в такой-то строчке?»

Ответ: во мне Эзоп не воскресал,

В кармане фиги нет — не суетитесь, —

А что имел в виду — то написал, —

Вот — вывернул карманы — убедитесь!..

Но это было очередное лукавство барда-манипулятора. «Фиги» в его песнях были, причем практически в каждой. Ведь кто такой был Эзоп и изобретенный им язык? В Древней Греции (VI век до нашей эры) жил такой баснописец, который первым начал использовать тайнопись в литературе — иносказание, маскирующее мысль (идею) автора. Эзоп придумал систему обманных средств в виде традиционных иносказательных приемов (аллегория, аллюзия), псевдонимов, контрастов и т. д. В русской классической литературе таким автором был М. Салтыков-Щедрин. В советской гитарной песне таковым суждено было стать Владимиру Высоцкому, за что, собственно, его по-своему ценила и даже щадила советская власть. Например, его коллега Александр Галич «эзопова языка» старался избегать, чаще предпочитая резать правду-матку чуть ли не в открытую, за что, собственно, и пострадал — был выдворен из страны. Впрочем, об этом речь еще пойдет впереди.

Фактически в каждой песне Высоцкого (будь то военная, спортивная, сказочная или лирическая) есть второе дно — подтекст. Где-то он выступает выпукло (как, например, в «Спасите наши души!» или «Охоте на волков»), а где-то заметен менее. Например, возьмем его спортивные песни.

В песне «Про метателя молота» (1968) Высоцкий насмехается над советской символикой — изображением серпа и молота на государственном гербе, символизировавшем союз рабочего класса (молот) и крестьянства (серп). Правда, в открытую это делать опасается, поэтому рядит свою насмешку в спортивные «одежды» и бьет по одному из символов — молоту, подспудно подразумевая, естественно, и второй.

…Я б дома кинул молот без труда, —

Ужасно далеко, куда подалее,

И лучше — если б раз и навсегда…

Я все же зашвырну в такую даль его,

Что и судья с ищейкой не найдет…

В песне «В голове моей тучи безумных идей…» (1971) речь идет о футбольном болельщике, который прорывается через милицейский кордон на важный матч. Ситуация бытовая, но она нужна Высоцкому (который, кстати, никогда болельщиком не был и даже любимой команды не имел), чтобы в завуалированной форме высказать в песне свое творческое кредо — борьба с властью, несмотря ни на какие препоны:

Меня можно спокойно отдел отстранить —

Робок я перед сильными, каюсь, —

Но нельзя меня силою остановить,

Если я на футбол прорываюсь!

В другой спортивной песне — «Про прыгуна в длину» (1971) — Высоцкий опять шифрует свое противостояние с властью под историю с прыгуном, который заступает за беговую черту и поэтому никак не может поставить рекорд. В подтексте под «чертой» автор подразумевает идеологическую черту, которую прочертили советские власти в культуре. Именно она мешает Высоцкому жить и творить в полную силу. И только «стоит