Другой Владимир Высоцкий - Федор Ибатович Раззаков

А ночами, а ночами,

Для ответственных людей,

Для высокого начальства

Крутят фильмы про блядей…

Как говорится, куда уж прямее.

Или вот еще такие строчки:

И в сведенных подагрой пальцах

Держат крепко бразды правления…

Более чем конкретный выпад против престарелых членов Политбюро. У Высоцкого, повторимся, все было более тонко — так завуалировано, что не сразу и подкопаешься. Многие либералы до сих пор ставят ему это в вину. Например, журналист Марк Дейч в наши дни заявит: «Смелость Высоцкого была строго дозирована и существующего у нас порядка вещей не затрагивала». Однако Высоцкий делал это сознательно. Как он пел в своей песне 71-го года «Мои похорона»: «Кто не напрягается, тот много меньше подвергается и много дольше сохраняется». Вот Высоцкий и сохранился чуть дольше, чем Галич.

У последнего даже в бытовых песнях присутствовала ярко выраженная антисоветская (а иной раз и русофобская) составляющая. Например, в цикле песен про Клима Петровича Коломийцева, «мастера цеха и члена бюро». В одной из этих песен этот самый Клим недоумевает, почему неловко наделить званием победителя социалистического соревнования фабрику, изготовляющую колючую проволоку на весь социалистический лагерь.

Между тем в этой легенде с Полянским безусловно есть некие подводные камни. Как мы помним, этот человек являлся одним из сторонников «русской партии» в высших советских верхах и прекрасно был знаком как с самим Галичем, так и с его творчеством. Однако до конца 71-го он почему-то мирился с ним. Что же подвигло Полянского резко форсировать события? Судя по всему, свадьба дочери была всего лишь удобным предлогом. На самом деле подоплека происходящего скрывалась в глубинах большой политики — в той самой стратегии Кремля, когда одних диссидентов зачищали, а других — поощряли. Из «социальных» в число первых вошел Галич, в число вторых — Высоцкий. Как говорится: Боливар не выдержит двоих.

29 декабря Галича исключили из Союза писателей, а полтора месяца спустя и из другого Союза — кинематографистов. Высоцкого, наоборот, 30 марта 1972 года в означенный Союз приняли. И это была отнюдь не случайность, а запланированная акция со стороны тех, кто «крышевал» нашего героя. Об этом говорят как совпадения дат, связанные с Галичем, так и с диссидентами. Ведь в тот же день, когда нашего героя приняли в СК, собралось на свое очередное заседание Политбюро ЦК КПСС и впервые целиком посвятило его вопросу о диссидентах. Докладывал шеф КГБ Андропов, выступление которого было достаточно резким. Не менее решительно выступили против диссидентов и другие члены Политбюро: Брежнев (он назвал диссидентов подонками человеческого общества), Суслов, Подгорный, Шелепин, Гришин и др. Однако самое интересное, но эта решительность не вылилась в такие же действия. Вот как об этом пишет историк А. Шубин:

«На заседании 30 марта 1972 года члены Политбюро подняли вопрос о вождях оппозиции. Арестовать П. Якира и И. Дзюбу — это, конечно, хорошо. Но что делать с Сахаровым и Солженицыным? Гришин поставил вопрос, который обошел Брежнев: «Я думаю, что надо с Якиром и с Солженицыным просто кончать». Нет, Гришин не был кровожаден, просто он хотел решить назревшую проблему: «Другое дело, как кончать. Надо внести конкретные предложения, но из Москвы их надо удалить. То же самое и с Сахаровым. Может быть, с ним надо побеседовать, я не знаю, но надо тоже кончать как-то с этим делом, потому что он группирует вокруг себя людей».

Посетовав на Хрущева, который поднял на щит этих «подонков», члены Политбюро стали обсуждать возможность отправить диссидентов в ссылку. Правда, закон требовал суда для любого наказания — не сталинские времена. А судебный процесс — это новый скандал. Проблема.

И тут вскрылось разногласие по поводу отношения к самим диссидентским вождям. Суслов считал, что «агитировать Сахарова, просить его — время прошло». Подгорный, обрушившись на Солженицына, насчет Сахарова не согласился: «Что касается Сахарова, то я считаю, что за этого человека нам нужно бороться». Его поддержал и Косыгин, который предложил к тому же упирать не на карательную, а на политико-воспитательную работу, и в итоге сделал «крайним» Андропова: «С этими лицами должен решать вопрос сам т. Андропов в соответствии с теми законами, которые у нас есть. А мы посмотрим, как он этот вопрос решит. Если неправильно решит, то мы поправим его». Андропов никак не хотел быть крайним: «Поэтому я и советуюсь с Политбюро». В итоге инициативу взял в свои руки Подгорный, который претендовал в это время на роль главного специалиста в Политбюро по вопросам законодательства и законности: «Надо поручить мне, т. Андропову… еще раз разобраться». Андропов был рад прикрыться авторитетом Подгорного от других вождей…».

Короче, на том заседании Политбюро было решено не трогать верхушку айсберга (Солженицына, Сахарова и др.), а сосредоточить главные удары на более мелких фигурах (П. Якир, В. Красин, И. Дзюба и др.). Судя по всему, на это решение повлияли события, которые разворачивались на внешнеполитическом направлении, а именно: сближение США и Китая (в конце февраля президент США Ричард Никсон нанес визит в Пекин). Это настолько встревожило Кремль, что он стал искать пути таких же контактов с американской администрацией. Естественно, добиться этого, преследуя у себя видных диссидентов, которых «крышевали» Штаты, было нереально. Поэтому и было решено нанести удар по диссидентскому авангарду, а не по штабам. Параллельно с этим началась раздача «пряников» инакомыслящим из среды творческой интеллигенции (чтобы они не поддерживали диссидентов), в число которых попал и Владимир Высоцкий: 30 марта его приняли в Союз кинематографистов, а 6 апреля ему был вручен членский билет.

Видимо, подоплека всех этих событий не была секретом для Высоцкого, и внутренне он понимал, что впереди его теперь ждут значительные перемены. И, несмотря на то что общий взгляд на свою будущую судьбу у него по-прежнему оставался трагическим (что нашло свое отражение в песнях того года «Кони привередливые», «Мой Гамлет»), он в то же время торопил события, надеясь в буре завтрашних страстей обрести новые стимулы для творчества. Как пел он сам тогда:

Пусть былое уходит, —

Пусть придет что придет.

А приходят к Высоцкому перемены, весьма благоприятные для его карьеры. После первого в истории отношений между СССР и США визита в Москву американского президента Ричарда