Из Кисловодска в Кисловодск. 1918–1919 - Всеволод Евгеньевич Милоданович

натянуть сапоги, а бумажку употребить на табак, который у меня кончился! С немалым трудом я сапоги натянул и сошел с парохода вместе с подполковником Потоцким, который тоже, каким-то образом, оказался на «Виолетте», каким путем – не знаю. Мы пошли.

В комендатуре нам сказали: «Пассажирский поезд идет в Екатеринодар в… часов. Садитесь и поезжайте!» Здорово! По дороге я купил папирос. Поезд был набит до отказа. Нам с Потоцким пришлось стоять в коридоре до самого Екатеринодара.

В Екатеринодаре, куда поезд пришел уже поздно вечером, мы пошли в комендатуру. Явились. «Как насчет ночлега?» – Никак! «Где можно поесть?» – Нигде! Очень мило нас встречала армия Деникина! Я вспоминал это потом, во Второй мировой войне, где всюду были «Офицере-» и «Зольдатен-Геймы[136]», где можно было и поесть и переспать, явившись туда в любое время дня и ночи! И ведь Деникину это бы ничего не стоило, кроме реквизиций помещений и прочих необходимых предметов, поскольку их нельзя было сколотить из досок, а персоналу бы нашлось сколько угодно. А вообще, для чего комендантские управления существуют, как не для того, что бы заботиться о квартирах и питании, как всего гарнизона, так и отдельных лиц, прибывающих в город по казенной надобности? Знаю это по собственному долголетнему опыту, но Добрармия об офицерах не заботилась!

Мы побрели по улицам в поисках пристанища на офицерскую столовую какого-то управления или части. Солдаты не хотели нас туда пускать, но мы сломили их сопротивление, и они нам разрешили переночевать на полу, предупредив, что в 6 часов утра они начнут подметать, а потому к этому времени мы должны убраться. Мы согласились. Снять свои сапоги я не мог, их стянул с меня Потоцкий. Мы заснули как убитые, а в 6 часов ушли, уже около двух суток ничего не евши.

Мне нужно было все-таки подлечить свои ноги. Не помню, каким путем я узнал, что поблизости есть какой-то околоток. Я пошел туда. Меня встретили приветливо и поместили в комнате с 2–3 постелями – все были свободны. Здесь я пробыл 2 дня. Тут даже кормили! Не помню, был ли там доктор, но санитар был очень мил и угощал меня табаком, когда мой кончился.

Ноги мои от лежания несколько отпухли, а так как я был все еще только с украинскими деньгами, то пошел в банк переменить их на добровольческие «колокольчики». По дороге встретился с генералом Нееловым, который вернул мне бумажку в 1000 «карбованщв». В банке мне дали рубль за рубль, я стал почти Крезом и купил кокарду и погоны, и, конечно, папирос.

Затем я явился в Главное управление Генерального штаба узнать, где мой отец. Ответили, что «в резерве чинов в Кисловодске». Оттуда я пошел в Управление генерал-инспектора артиллерии (не помню, кто им был[137], а только, что это был генерал-лейтенант приятной наружности). Он спросил меня, куда я хочу. Я ответил, что на киевское направление. «Значит, – сказал он, – в 3-ю артиллерийскую бригаду!» Затем я попросил отпуска в Кисловодск для свидания с отцом, которого не видел с 1914 года. «4 дня!» – сказал генерал. Я против такого короткого срока не протестовал, а только подумал: черта с два достанешь меня через 4 дня!

В отделении вагона, в котором я ехал, были исключительно офицеры, между ними – генерал-майор, б[ывший] командир л[ейб]-гв[ардии] Драгунского полка. Один из офицеров, поручик с физиономией ездового, рассказывал о своем командовании эскадроном. Генерал полюбопытствовал, какое училище он окончил. Оказалось, что никакого, а только школу прапорщиков пехоты! «Не трудно ли Вам командовать эскадроном?» – спросил на это генерал. «О, нет! – самоуверенно ответил поручик. – А кроме того, у меня есть старый вахмистр, который знает все! Чуть что я в затруднении, говорю ему: Иван Петрович, что нам теперь делать? И он скажет, и всегда правильно!»

«Не думаете ли Вы, – спросил, улыбаясь, генерал, – что именно этого Ивана Петровича следовало бы назначить командиром эскадрона?» Все улыбнулись. Поручику пришлось сделать то же и ответить: «Пожалуй, это было бы действительно лучше!» Этот разговор был примером того, что у Деникина никто не сидит на своем месте (а что сам Деникин не на месте – это было видно еще из Киева!).

По приезде в Кисловодск я направился в аптеку Цинцинатора, считая, что семья владельца будет знать адрес родителей, и, повернув на Тополевую аллею, увидел свою сестру, шедшую мне напротив. «Узнает или не узнает меня?» – подумал я (мы шли по тому же тротуару!). Она прошла мимо. Тогда я ее окликнул.

Оказалось, что она служит гувернанткой при детях голландского подданного господина] Схолл-Экбертса, мама – буфетчицей в кафе «Россия», принадлежащем тому же голландцу в компании с другим – господином] Алем, там же служит «продавальщицей» и другая моя сестра (замечу, что персонал этого кафе был укомплектован исключительно офицерскими семьями). Я прошел туда. Сенсация… «А где папа?» – спросил я. «Совсем рехнулся человек: он в Грозном, помощник правителя Чечни!» – ответила мама. Замечу, что правителем Чечни был в это время генерал от артиллерии Эрис Хан Алиев, чеченец, который в чине поручика л[ейб]-гв[ардии] Конной артиллерии был курсовым офицером Михайловского артиллерийского училища, в котором тогда мой отец был юнкером. Отсюда их знакомство.

Затем в кафе прибежала моя теперешняя жена, каким-то образом узнавшая о моем приезде, и была командирована за сменой белья.

Последовала ванная, парикмахер, потом я спал в настоящей постели, а на следующий день моя будущая теща, переговорив с санаторией имени генерала Алексеева (организованной кружком кисловодских дам), послала меня туда и… в никакую артиллерийскую бригаду я у Деникина не попал!

Послесловие

Думали ли вы когда-нибудь, что может значить в целой жизни человека узенькая боковая дорожка, по которой так легко можно было пройти и не пройти, или пройти двумя минутами позже!

Виктор Гофман

Несколько лет спустя я узнал, что миссия генерала Зелинского увенчалась успехом и Румыния пропустила Украинскую армию через свою территорию. Армия эта потом еще раз побывала в Киеве, откуда ее выбила позже часть Добрармии (вместо того, чтобы идти на Москву!). Выходило так, что я мог бы вернуться в Киев к жене и, может быть, вывезти ее заграницу?

В феврале 1924 года, когда я прибыл в Пильзен, там еще находились какие-то части Украинской армии, и ее солдаты отдавали нам честь. Таким образом, оставаясь в Рыбнице и не проявляя никакой инициативы, я мог бы попасть в Чехословакию не через Галац – Новороссийск – Кисловодск – Ростов