Просроченный долг - Йожеф Лендел

— Украли Найду. Взломали настил на крыльце.

Комбайны стояли, лошади отдыхали. Лишь грузовики свозили зерно под навес перед амбаром. Время до обеда тянулось медленно. Мишкина жена поставила перед чужаком жареную картошку, простоквашу, чай.

— Тебя лихорадит, Андрей, — сказала старуха, видя, как он дрожит даже возле докрасна раскаленной печки.

— Не выспался, — ответил он. И чтобы избежать дальнейших расспросов, предложил: — Я отнесу Мишке обед.

Мишка взял у него завернутые в полотняную тряпку горшки.

— Садись, бери ложку.

— Меня уже накормили.

— Точно?

Чужак кивнул.

В печи сушилки потрескивали саженные поленья. Наверху, в сушилке стучала веялка, скребли и шуршали деревянные лопаты, пыхтел мотор, слышались девичьи смешки, мужские голоса, визг, перепалка, смех.

Вдруг всё стихло. Мотор смолк. К печи подошла ватага девчат и баб. Расселись вокруг печи.

— Дядь Миш, погреемся возле тебя, — сказала одна молодка.

— Лопатой шуруй, она греет лучше, чем старик вроде меня! — засмеялся Миша.

Тут перед чужаком встала какая-то дородная баба.

— На чердаке у Евсея уже сушится Найдина шкура.

— Это Варвара, — поспешил вмешаться Миша. — Которая видала, как ты с беглыми якшался.

— Не говорила я, что видала. А вот залезь на чердак к Евсею и сам увидишь, что я говорю.

Чужак не проронил ни слова. Лишь лицо его было непривычно бледное.

— Замолчи! Лучше б своим делом занимались, — в сердцах прикрикнул Миша.

Девчата пересмеивались между собой. Варвара растолкала их и уселась на лавку. И как человек, сделавший свое дело, замолчала.

Когда мотор снова затарахтел и бабы вышли, Мишка обратился к молча сидевшему Андрею:

— Не было у тебя собаки, и нет. Всё! Один из Жучкиных щенят твой.

— Не нужно.

— С Евсеем не связывайся.

— Хватит об этом!

— Как друг тебя прошу, не слушай, не бери на сердце. Ох уж эта Варвара… Хлебом не корми, только б языком почесать. Толстеет от этого!

Чужак кивнул.

Мишка с беспокойством посмотрел ему в лицо. Махнул рукой. Поправил огонь и с усилием затолкал в топку несколько толстых поленьев.

Дождь перестал, ветер чуть подсушил дорогу. «Запрягай!» — послышалось где-то. Чужак тоже поднялся.

У конюшни стоял Евсей. Умытый, свежевыбритый, еще розовый. Он направился прямо к чужаку.

— Загубил, значит, мою собаку?

— Можешь и так сказать, — ответил тот негромко.

— Могу сказать так, могу эдак, но только скажу я тебе: ты возместишь мне убыток! — Голос Евсея был тонким и визгливым.

Подошли два-три возчика. Они еще сами не знали, подошли ли просто поглядеть или придется вызволять Евсея из рук сурового чужака.

Но тот не сдвинулся с места и не отвечал.

— Плати! Я требую, заплати!

— Кто убил собаку? — спросил теперь чужак. Спросил тихо. Евсей всё же отступил на пару шагов. Там остановился и начал орать:

— Тебе знать, раз хозяином ей назвался! — Потом напустил на себя хладнокровие: — Говорят, ее сверху петлей вытащили. Выходит, незнакомый был?

— Ты ведь тоже для нее стал незнакомый. Так что и ты мог быть.

— Вот это да! — Евсей повернулся к окружающим. — Ничего себе! Найда меня не признала! Слыхали? — С резким смехом уставился на чужака.

Тот молчал несколько долгих минут. Евсей аж побледнел, дожидаясь, но не сдвинулся с места. Возчики нерешительно ждали.

— Хватит, поговорили. — Голос чужака был хриплым. — У Михаила приготовлена мера зерна. Можешь забирать.

— Мне зерна не нужно! Заплати за собаку деньгами.

— Хватит, Евсей! Слышь, хватит? Замолчи и вали отсюда! — сказал молодой возчик. — А не отвалишь, от меня получишь то, на что этот человек, бог его знает почему, не решается. — И он сунул сжатый кулак под нос Евсею.

— Тут только сопляков не хватало, — петушился Евсей. Потому что парня уже крепко держали за руки двое.

Чужак первым оставил сборище. Подошел к лошади, набросил на нее уздечку и подвел послушное животное к телеге.

Уборочная еще не закончилась, когда Евсей сделался «директором птицефермы». А чужак стал лесником. Он отказался от предложенного ему дома в деревне и попросил, чтобы ему разрешили поселиться в избушке, где летом жили углежоги.

— Чудак-человек! — корил его Миша.

— Зимой будет еще лучше, чем летом.

— Скажи лучше, что и летом не хорошо. Летом разные кровососы донимают. А зимой белые мухи кусают, еще ветер.

— В лесу ветра нет.

— Хватит того, что мороз пощипывает. Не скажу, выдержать можно. Да ведь тоскливо в темень. А дорога — заперт будешь, хуже чем в тюрьме. Лошадь волков бояться будет… Ну хорошо ли это?

— Нехорошо, но что поделаешь.

— Может, с нечистой силой водиться станешь? Или ты уж с людьми знаться не хочешь? — сказал Миша, но так, чтобы казалось, что он шутит.

— Это не так, Миша. Люди не хотят со мной знаться.

— Сам виноват!

— Не будем об этом спорить.

— Я не спорю, а то еще сглазишь!

— Будь у меня такая сила, я б ее на другое употребил — и употреблял бы.

— Ладно. Шуток не понимаешь?

— Ничего удивительного не было бы, если бы не понимал. Но я понимаю.

Миша покачал головой.

Вот так Андрей поселился в избушке. Из кирпичей, что были, и из глины сложил печурку. Первый же осенний ветер точно показал, где нужно бы еще проконопатить мхом щели.

Изредка заглядывал в деревню. Свое зерно хранил у Мишки, оттуда возил на мельницу. В таких случаях заходил в магазин и в сельсовет.

Хлеб пек себе сам. Каждую субботу скоблил дочиста пол. Дров хватало, растопки было даже больше, чем требовалось, потому что он резал топорища, оглобли и полозья к саням.

Под теплой избушкой завелись кролики — Миша привез в подарок самца и самку.

Миша, кстати, не упускал случая к нему наведаться. Возил ли солому, выбирался ли за сеном или за дровами — всегда делал крюк. Приезжал, когда мог. Конечно, только в солнечные морозные дни, когда крепкий наст весело поскрипывал под полозьями саней. И всегда запрягал лошадь с рыжей гривой, которая всё лето была с ними. В жарко натопленной избушке они говорили много о чем. О чем пишут в газетах и о чем толкуют на деревне. Об очередных историях Варвары, о войне, о колдунах и о попах. И даже об Евсее, которого уже сняли. Яйца воровал, и поймали его на этом. Они договорились также, что весной снова будут вместе жечь уголь. Только о собаках никогда не говорили и о прошлом тоже.

Миша был не единственным гостем. Заходили обогреться лесорубы, а в непогоду, в пургу часто оставались и переночевать.

БЫВШИЕ ЗЕКИ РАССКАЗЫВАЮТ О ПОБЕГАХ

Истории эти — не выдумки. Но