О женской стыдливости - Жан-Клод Болонь

наглядно связываются женская стыдливость и целомудрие. Для царицы показаться обнаженной — то же самое, что изменить, а измена может быть наказана только смертью и новым браком. Когда царь ввел Гигеса в свою спальню, он уже сделал его мужем царицы. Спальня — высшее воплощение женской стыдливости и целомудрия, и тот, кто позволил проникнуть туда чужому мужчине, карается смертью.

Дело в том, что спальня — это такое место, где женщине позволено не быть стыдливой. Такое возможно только здесь, и поэтому спальня должна быть надежно защищена от чужого вожделеющего взгляда. Представление о существовании покрывала стыдливости находим «от противного» в том совете, что жена Пифагора Теано дала некой новобрачной: пусть она снимет покров стыда вместе с одеждой, а после акта любви наденет и то и другое. О какой одежде идет речь? «О той, надев которую я имею право называться женщиной», — так передает Диоген Лаэртский эту историю в своей книге «Жизнь философов» (кн. VIII. Пифагор). Таким образом, обнаженная женщина остается одетой в невидимую рубашку, которую, однако, надлежит снять во время полового акта. Стыдливость обнаженной передается в жестах, которыми она сдерживает мужчину, пытается себя защитить, выдает свое смущение и которые со времен Античности прочно вошли в традицию изображения стыдливой нагой женщины в искусстве.

Есть область жизни, в которой стыдливость царит абсолютно, — это половые сношения. Греков невероятно шокировало, что некоторые народы не видят ничего постыдного в том, чтобы совокупляться прилюдно. Геродот пишет о некоторых племенах с Кавказа, что они «как животные совокупляются на виду у всех». Афиней Навкратийский в «Пире мудрецов» (кн. XII, гл. XIV) совершенно необоснованно упрекает этрусков в том, что они развратили греческих колонов в Италии. Для этрусков нет ничего оскорбительного в том, чтобы быть застигнутыми во время полового акта. Если кто-то придет к другу, когда тот занимается этим делом, то привратник просто ответит, что он как раз сейчас сношается. То же самое они делают при всех на пирах, в лучшем случае просто прикрывшись плетеными ширмами. Здесь задет греческий идеал чувства меры во всем. Геродот подчеркивает, что варвары ведут себя «как животные», а этруски оказываются «чрезмерно сластолюбивы». Чрезмерность сама по себе не порок. Но если она царит на пирах или на войне, грек отдает себе отчет, что под угрозой оказывается «цивилизованность». Он не позволит порядочной женщине присутствовать на подобных сборищах. Во время полового акта «чрезмерность» выходит на свободу. Ей можно предаваться в полной мере… но без свидетелей.

Гинекей

Эвфилет женился и, как все афиняне, очень боялся, что жена изменит ему. Когда родился первый ребенок, он решил, что узы супружества уже настолько крепки, что можно дать жене некоторую свободу. Доверяя ее «сдержанности», он выделил ей помещение на первом этаже — оттуда она могла ходить купать сына, не боясь упасть с лестницы, а сам поселился на втором этаже и там же устроил супружескую спальню.

Это оказалось грубой ошибкой. Разумеется, честная супруга выходит из нижнего гинекея только наверх в спальню, но как проследить за ней? Во время похорон матери Эвфилета его жену заметил Эратосфен, охотник до женщин. Он подкупил служанку, чтобы та уговорила госпожу впустить его. В результате супруга Эвфилета заперла мужа на ключ на втором этаже, а в своих покоях принимала любовника. Эратосфена выдала его бывшая любовница; он был застигнут на месте преступления, и Эвфилет убил его. Об этом рассказывает оратор Лисий в судебной речи «Об убийстве Эратосфена».

Стыдливость женщины ограничена, с одной стороны, местом, в котором она имеет право пребывать (гинекей), а с другой стороны, поступками, которые она не имеет права совершать (внебрачная связь). Любой выход из дома, какой бы серьезной причиной он ни был вызван (как, например, похороны), любое появление на людях делают ее добычей злонамеренных мужчин. У Гомера в «Одиссее» (песнь VIII, ст. 324) «стыдливость», «пристойность» в первую очередь обозначают необходимость оставаться дома:

Но, сохраняя пристойность, богини осталися дома.

(Пер. В. Жуковского)

Жизнь в затворничестве — знак того, что женщина стремится соблюдать приличия. У замужней появляются некоторые поводы выйти из дома. Но, овдовев, женщина может рассчитывать только на прогулку во внутреннем дврре. Девственницам следует жить вдали от чужих взглядов и в отдалении от мужчин из своей семьи. Для девушек жизнь в затворничестве — залог того, что они хранят невинность. Когда Исхомак, герой «Домостроя» Ксенофонта (гл. VII, § 5) говорит Сократу о своей жене, он гордится, подобно мольеровскому Арнольфу, ее добродетельным неведением:

«Что может она знать, Сократ, ведь я взял ее из дому, когда ей не было и пятнадцати лет. Она жила под строгим надзором и не могла видеть ни малейшей дурной вещи, не могла слышать ни о малейшей дурной вещи, не могла задавать ни одного дурного вопроса».

Античные свидетельства производят удручающее впечатление. Жизнь свободной женщины, не рабыни, ограничивалась порогом дома. Те, что ходили по улицам, считались развратницами. «Женщине приличествует оставаться дома, а не проводить время на улице», — пишет все тот же Ксенофонт. Дом — это та «служба», которую божества определили для женщины, и они же карают мужчину, который занимается женской работой дома, а не своей, за стенами.

Стыдливость — необходимое качество супруги. Она живет в затворничестве, а если выходит на улицу — надевает покрывало. Это ее нравственный долг, даже если формального требования прикрываться нет. Греческие источники приводят немало свидетельств такого положения свободной женщины. В каждом городе свои требования и свои уступки. В некоторых городах есть даже специальные должностные лица «гинекономы», в обязанность которых входит следить, как соблюдаются законы против роскоши и женской распущенности. Провинившиеся наказываются штрафом или кнутом. Пиларх в «Историях» (кн. XXV, дошедшая до нас в пересказе Афинея Навкратийского) пишет, что в Сиракузах свободные женщины не имеют права появляться на улице после заката, а днем они выходят только в сопровождении служанки и с разрешения гинеконома. Плутарх в «Жизни Солона» рассказывает, что Солон обязал афинских женщин появляться на улице только на колеснице с факелом впереди. Конечно, трудно судить, насколько строго исполнялись все эти правила и обязательства, однако они знак всеобщей подозрительности по отношению к женщине на улице.

Следуя современной терминологии, мы бы сказали, что все эти свидетельства говорят о внимании к благопристойности, а не о стыдливости, потому что поведение женщины здесь мотивировано общественными установлениями, а не внутренними побуждениями. Однако воспитание превращает эти правила во внутреннюю привычку. Женская стыдливость формируется здесь из сдержанности в поведении, одежде, словах.