Пирр, царь Эпира - Саркис Суренович Казаров

свое значение, а в решении общегреческих вопросов большим авторитетом начинает пользоваться оракул Аполлона в Дельфах. Впрочем, несмотря на это, в эллинизации Эпира Додоне принадлежит видное место, так как именно ее связи с греческим миром были одним из важнейших факторов, способствующих превращению Эпира в составную часть Греции, вхождению его в сферу интересов греческих полисов, осознанию эпиротами себя составной частью греческой народности.

Становление Эпирского государства и реформы Тарипа

Становление молосской государственности, а также приобретение молоссами главенствующего положения в Эпире неразрывно связаны с деятельностью царей Тарипа и Алкета. Но античная литературная традиция сохранила и имя молосского царя Адмета, одного из предшественников Тарипа. Этот правитель является настолько загадочной и опутанной легендами фигурой, что некоторые исследователи отказываются считать его историческим персонажем. Так, С. Аккаме называл Адмета «полностью темной личностью»[46]. Р. Шуберт считал, что только с именем Тарипа связаны реальные исторические события, а все предшествующие персонажи имеют мифические имена и выдуманные деяния[47]. Э. Лепоре в своей работе вообще игнорировал Адмета и начинал изложение политической истории Эпира со времени Тарипа[48].

В нашем распоряжении имеются свидетельства Фукидида (Thuc., I, 136), а также пассажи из биографий Фемистокла Корнелия Непота и Плутарха (Nep. Them., 8; Plut. Them., 24), связанные с Адметом, которые, как нам кажется, игнорировать полностью нельзя.

Историческая канва описываемых событий в общих чертах такова. Фемистокл, изгнанный из Афин, был вынужден бежать на Керкиру. Однако керкиряне не отважились защитить изгнанника от преследовавших его спартанцев и афинян. Поэтому Фемистокл отправился к молосскому царю Адмету. Произошло это примерно в 470 г. до н. э. Как следует из источников, в свое время Фемистокл чем-то обидел молосского царя и теперь, вынужденно направляясь к его двору, опасался мести (Thuc., I, 136; Plut. Them., 24)[49]. Но в сложившихся условиях, как справедливо отметил Г. Шмидт, Фемистокл должен был опасаться преследователей больше, чем Адмета[50]. Когда афинский полководец прибыл ко двору молосского царя, Адмет отсутствовал, и Фемистокла приняла его жена (согласно Плутарху, ее звали Фтия). Видимо, зная об отношениях Фемистокла с мужем, она посоветовала афинянину сесть с ребенком царя около очага и просить о защите и покровительстве. Прибывший царь, увидев Фемистокла с сыном около очага, протянул беглецу правую руку и, таким образом, принял его (Nep. Them., 8). На основании того, что данный сюжет очень напоминает легенду о Телефе (а может быть, даже основан на ней), некоторые ученые считают сообщение о бегстве Фемистокла к молосскому царю выдумкой[51].

Несмотря, однако, на то, что этот рассказ с течением времени явно приукрашивался[52], за легендарными наслоениями нельзя не увидеть реальные исторические события. Как известно, Адмет отказался выдать Фемистокла эмиссарам из Спарты и Афин и отправил беглеца с надежной охраной к Пидне в Македонию. Отсюда мы можем сделать два важных вывода. Во-первых, Адмет явно не принадлежал к союзу греческих государств, ведущему борьбу с Персией[53]. Во-вторых, то, что Адмет не испугался отказать в просьбе посланцам двух самых влиятельных государств Греции, свидетельствует не только о том, что молосский царь свято чтил законы гостеприимства, но и том, что он был достаточно могущественным, чтобы постоять за себя в случае возможных посягательств извне. Таким образом, Адмет выступал как вполне самостоятельная суверенная сила. И даже если обида, нанесенная Фемистоклом молосскому царю, носила личный характер, ни у кого не вызывает сомнений то, что последний участвовал в некоторых общегреческих делах. Это говорит о том, что по крайней мере с начала V в. до н. э. молосские цари имели определенный политический вес в Греции.

Едва ли не решающее значение в процессе эллинизации Эпира как древние авторы, так и многие современные исследователи отводят реформам царя Тарипа (ок. 427/6–390 гг. до н. э.). В античной историографии фигура Тарипа, правда, теряется на фоне таких известных законодателей, как, скажем, Ликург или Солон. Подобное, на наш взгляд, незаслуженное отношение к молосскому царю можно объяснить двумя обстоятельствами: во-первых, более поздним временем проведения им реформ по сравнению с другими государствами Греции и, во-вторых, скудостью информации, хотя относительно реальности личности Тарипа никто и никогда сомнений не высказывал[54].

Античная историческая традиция, упоминающая о Тарипе и его деяниях, довольно скудна. Помимо сообщения Фукидида о детстве Тарипа (Thuc., II, 80), мы располагаем сведениями из сочинений Юстина (Just., XVII, 3, 9–12), Плутарха (Plut. Pyrrh., 1) и Павсания (Paus., I, 11, 1).

Первое упоминание о Тарипе мы находим у Фукидида при перечислении им участников похода спартанца Кнема в Акарнанию (Thuc., II, 80). В то время Тарип был еще ребенком, регентом при котором являлся некий Сабилинт. В тот период молосские племена находились в числе сторонников Спарты и, соответственно, противников Афин. Однако Юстин сообщает, что молодой Тарип был послан в Афины на обучение (Just., XVII, 3, 11: Athenas quoque erudiendi gratia missus). Что это? Выдумка автора или отражение реальных событий?

Кажется, только В. Шван и М. Нильссон полагали сообщение об отправке наследника молосского трона в Афины фикцией и «данью моде», ибо Афины считались общепризнанным центром культурной жизни Эллады, а получение образования здесь было очень «престижным»[55]. М. Нильссон допускал возможность получения образования Тарипом в каком-то ином греческом городе, кроме Афин, ибо последние во время его детства были в конфликте с молоссами — союзниками лакедемонян[56].

Однако подавляющее большинство историков (Р. Шуберт, К. Клоцш, Г. Шмидт, К. Боттэн, Д. Кросс, Н. Хэммонд) принимает факт отправки наследника молосского трона на воспитание в Афины, расходясь лишь по вопросу о времени этого события[57].

Маловероятно, чтобы Тарип отправился в Афины тогда, когда молоссы и афиняне находились не в лучших отношениях[58], поэтому напрашиваются два возможных варианта решения проблемы: либо он был послан в Афины до похода Кнема (429 г. до н. э.), когда молоссы перешли на сторону Спарты, либо вскоре после этой даты, когда эпиротские племена, порвав со Спартой, начали ориентироваться на союз с Афинами. Сторонником первой точки зрения являлся К. Клоцш, который считал, что Тарип был направлен в Афины еще ребенком, до 429 г. до н. э., но затем в Молоссии к власти временно пришла группировка противников Афин; по возвращении же Тарипа в Эпир произошла переориентация молоссов во внешней политике на Афины[59].

Несостоятельность подобной точки зрения очевидна. Во-первых, опекун Тарипа Сабилинт, будучи, по-видимому, одним из инициаторов переориентации внешней политики государства на Спарту, тем самым не мог не подвергать опасности жизнь находившегося в Афинах юного царя. Тем более что мы располагаем указанием Юстина, что Тарип был