Полдень XXI век 2005 № 03 - Самуил Аронович Лурье

покрикивал: «Пристегнул я твоего шныря. Братаны придут — разберутся. И с этим разберутся, который в бараке. Гони девку, пусть уходит. Не заблудится. Они прямо сейчас. ЧК всегда начеку!»

«Совсем обнищал, — выдохнул брат Харитон. Может, он правда все знал наперед. — Сам стал как зверь. Никакого осознания».

«Будет, — пообещал Кум. — Руку наложу на дерево, все будет».

И потребовал: «Гони девку!»

«Определенные силы…»

«Гони девку!»

Ярость Кума рассмешила Евелину.

«Аха, гони!» — сказала она и ловко вскочила на пень, длинные ноги красиво дрогнули. «Аха, видел!» — исполняла что-то непристойное, ноги так и ходили. Со сладкой глупостью в глазах. «Аха, вернусь!» Как по сердцу ударил грохот выстрела. Дым густо окутал «скворешню». Гей-ma гоп-та гундаала. «Где Зиг?» — Они продолжали торг. — «Мало тебе Антона?» — «Он свое получил». — Дым медленно расплывался. — «Я любого остановлю, — прихвастнул Кум. — Тебе когда-то открыл дорогу, убрал Антона. А теперь эту».

Дым рассеялся.

Евелина лежала, уткнувшись головой в пень.

Теперь комары ее точно высосут, подумал я. «Ничего на свете мне не надо…» Не за час, но высосут. На очереди я. Зачем Святой вел Евелину, если знал, что ей прострелят ногу? Карабин у бедра, узенькое личико Кума улыбалось. «Наживку привел, — ворчал. — Заику уговорил пойти. Я его так пугнул, что не знаю, добежит ли до деревни. А девка подождет. Я ей всего-то в ногу стрельнул, нечего было сюда идти. Отлежится в бараке. Там еще один такой же. Может, и ему сделаю дырку».

«А на Фриду выведешь?»

Кажется, договоренность была достигнута.

Кум осторожно спустился по гнилой лесенке. Ноги короткие, ступня огромная. Сколько ему было? За восемьдесят? С последней ступеньки спрыгнул совсем как молодой. Устойчиво ступал по земле. Будущая встреча с Большой лиственницей грела ему душу. Я невольно заметался между пыльным столом и сейфом. Если он решил не пускать меня к волшебному у дереву, значит, не пустит. Пристрелит под кустом, как предупреждал Евсеич. Или в пыльном бараке. Даже просто отстрелит ногу, чего хорошего? Я вдруг увидел еще одну дверь — в задней стене. Вела, наверное, во внутреннее отделение. Крест-накрест перетягивали ее мощные лиственничные горбыли. Гей-ma гоп-ma гундаала. Сейчас Кум поднимется по крылечку, откинет засов, и воздух опять заволочет кислым дымом.

Но Кум присел на ступеньку и закурил.

Никуда он не торопился. Это зеки на лагпункте (так я понял его бормотание) всегда торопились. Предложи им двойной паек, сразу шевелятся. Как рыбы, когда бросаешь в заводь подкормку. Социально близкими легко управлять несложной системой пайков и премий. Предложи коровьего масла, они горы свернут. Это вейсманистам-морганистам ничто не шло впрок. Настоящие враги народа. Все у них отбери, зубы выбей, залей кровью глаза, они и в карцере будут над чем-то думать. О своем. Осознанность у них другая, умно заметил Кум и потер высокий лоб. Социально близкие без лишней прибавки к пайку ни одного лишнего замаха не сделают, а эти, как полудохлые пчелы: и меда нет, и голова в коросте, а они жужжат. Думают над какими-то своими проектами. Их не заставляют, а они думают. Так интересно, что забывают о пайке. Когда у Офицера закончился первый срок, напомнил Кум, он слезно просил не выгонять его из лагеря. «Права не имею», — отрезал майор Заур-Дагир. — «А кто доведет работу с лесными?» — «У нас незаменимых нет, — резал майор. — Твои собачники доведут. Или привезем профессора из Ленинграда. Он моложе».

Выгнали вейсманиста-морганиста. «Мне же пришлось везти его в город, — жаловался Кум, пуская колечки вонючего дыма. — Я еще в лодке начал отбивать ему почки. Думал — раздавлю под сапогом, ползать будет. А он…»

«Я тоже, когда совхоз разорял…»

Я изумленно прильнул к пыльному окошечку.

Перед Евелиной на корточках действительно сидел Евсеич.

Собственной персоной. Отстегнулся. Не испугался, пришел. «Я тоже, когда совхоз разорял…» Говорил убежденно. Глядел на Кума, но говорил Святому. — «К дереву вместе пойдем. Через кровь — даже троим можно. Я слышал такое. Вернусь, сделаю состояние и все раздам». — «Да кто у тебя возьмет?» — презрительно усмехнулся Кум. Евсеича его тон не смутил. Добыл из желтого портфеля бинт. — «Тут и бинтовать-то нечего! — услышал я его восхищенный голос. — Вон как заговорено!» — «А вы к ночи вернетесь?» — хрипло спросила Евелина. — «А то! Нам посмертная слава не нужна». Не знаю, что Евсеич имел в виду, но Святой тоже кивнул: «Человек по своей природе — существо магическое». — «Аха», — слабо согласилась Евелина. — «Начни со страданий…» — «А вот это зря, — быстро возразил Евсеич. — Начнешь со страданий, ими и кончишь. Я когда совхоз разорял…».

На крылечке раздались тяжелые шаги Кума. Гей-ma гоп-ma. Напевая, пришептывая, передернул затвор.

Ледяным сквознячком потянуло по ногам.

Я оглянулся. Тяжелая, перекрещенная лиственничными горбылями дверь, ведущая во второе отделение барака, медленно, без скрипа отошла от косяка. Мне было все равно, как это получилось. Главное, получилось. Не раздумывая, метнулся в темное пространстве между двумя рядами прогнивших лагерных нар. Задыхаясь, выскочил с задней стороны, прыгнул с разрушенного крылечка, нырнул в ельник, царапая лицо сухими иглами. Упал в мох. Задохнулся. Бледный кустик костяники возник перед глазами, на нем ягодки ссохлись, потеряли цвет. Настоящие троцкистские ягодки. — «А теперь вставай! — крикнул Кум, возникая рядом. — ЧК всегда начеку».

Пуля срезала надо мной ветку.

Пришлось встать.

33

Зеленоватая мгла, как на дне мутного озера.

Под глухими вечными елями, завешенными лишайниками, небо пропало.

Лиловые галифе Кума бесшумно шевелились, как рыбьи плавники. Выгнав меня на тропу, он почувствовал сладкое успокоение, будто снова, как в прежние времена, вел подконвойных на общие работы. Даже кровь в нем бежала быстрее. Из коротких фраз, которыми Кум обменивался со Святым и Евсеичем, до меня дошло, что та беглая все-таки родила. Все же — лесная. Тайга ей — дом родной. Вейсманисты-морганисты знали о появившемся диком ребенке, и майор Заур-Дагир знал, но контроль над лесной утратили напрочь, подманить ее не смогли даже на штаны Кума. «Идеалисты считают, что дух существовал прежде природы, а природа — продукт этого духа, — так сказал майор вейсманистам-морганистам. Твердо сказал. — Ловите и продолжайте. Не то все опять закончится духом». Но саму лесную Кум увидел только через двадцать лет. Не ту уже, конечно, к которой входил. Та давно откочевала, или медведь ее заломал. Теперь сидела на бережку темной протоки лесная девка, шерсть по голым плечам, кудельки на большой голове, по торчащим грудям, глаза стреляющие. Совала ногу в ручей, смотрела, как стекает с волос вода. Кума нисколько не испугалась. Видела, что ступня