Жребий Пастыря. Жизнь и церковное служение патриарха Московского и всея Руси Тихона (Белавина). 1865–1925 - Михаил Иванович Одинцов

закрепляло неравенство людей в государственной и общественной жизни, – объявлялись и становились равноправными гражданами России[186]; декрет «О земле» передавал в распоряжение волостных земельных комитетов и уездных Советов крестьянских депутатов все монастырские и церковные земли[187]; «Декларация прав народов России»[188], как и обращение «Ко всем трудящимся мусульманам России и Востока»[189], отменяла все и всяческие национальные и религиозные привилегии и ограничения, деление религий на «господствующие», «терпимые и нетерпимые».

Декрет о земле, принятый на II съезде Советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов. 26 октября (8 ноября) 1917

Опубликован: Известия ЦИК. 1917. 28 октября (10 ноября)

[РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1.Д. 903. Л. 1]

…Восстановление патриаршества меняло прежнюю систему высших органов церковного управления. 9 декабря 1917 г. первая сессия Собора завершила свою работу. Одними из последних были приняты акты, относящиеся к деятельности высших органов церковной власти. Четко были прописаны права и обязанности патриарха, который наделялся правом созывать церковные соборы и председательствовать на них, сноситься с другими автокефальными православными церквами, обращаться с посланиями, посещать епархии и заботиться о замещении архиерейских кафедр, привлекать виновных епископов к церковному суду. Устанавливалась и ответственность патриарха в случае нарушения им своих обязанностей.

Постоянными органами Высшего церковного управления в период между Поместными соборами становились Священный синод и Высший церковный совет. Священный синод состоял из патриарха (председатель) и двенадцати членов из числа иерархов[190]. Согласно определению Собора, к компетенции Священного синода отнесены были дела вероучительного, канонического и литургического характера. Синод заботился «о нерушимом сохранении догматов веры и правильном их истолковании», контролировал перевод и печатание богослужебной литературы. Высший церковный совет состоял из патриарха (председатель) и пятнадцати членов (из иерархов, священников и мирян). Он ведал установлением и изменением центральных и епархиальных церковных учреждений, назначением должностных лиц в них, пенсионным обеспечением духовенства и церковнослужителей[191].

По окончании первой сессии ее участники разъехались по епархиям, неся в массы, захваченные новым потоком революционной волны, общецерковное видение политических процессов в России и информацию об отношении церкви к вероисповедной политике большевиков.

Созыв второй сессии был намечен на конец января 1918 г.

«Церковь отделяется от государства…»

В период до начала новой сессии Собора, в течение ноября 1917 – января 1918 г., Совет народных комиссаров (Совнарком) неоднократно обращался к вопросам своей церковной политики. Курс на строительство светского государства подтвержден был в последовавших декретах ВЦИК и Совнаркома «О расторжении брака» [192] и «О гражданском браке и о ведении книг актов гражданского состояния»[193]. Отныне из монопольного ведения государственной церкви и всех иных религиозных организаций изымалась регистрация актов гражданского состояния. Церковный брак утрачивал юридическую силу, а взаимоотношения между супругами регулировались государственными законами. В соответствии с этими декретами начался процесс изъятия из религиозных организаций всех метрических книг и записей. Одновременно им предоставлялась возможность изготовления копий метрических записей, ранее зафиксировавших совершение религиозных обрядов, членство человека в той или иной религиозной организации[194].

Согласно постановлению Совнаркома «О передаче дела воспитания и образования из духовного ведомства в ведение Комиссариата по народному просвещению», во всех государственных учебных заведениях упразднялись должности законоучителей[195]. Примечательна последняя фраза этого документа: «Вопрос о церквах при этих учреждениях будет разрешен в связи с декретом об отделении церкви от государства». Она впервые официально раскрывала тот факт, что в недрах госаппарата шла работа над проектом декрета об отделении церкви от государства. Тогда же, 11 декабря, Совнарком для подготовки проекта декрета сформировал специальную комиссию в составе: П.И. Стучка – заместитель наркома юстиции, А.В. Луначарский – нарком просвещения, М.В. Галкин – православный священник [196]. Несколько позднее эта комиссия пополнилась новыми членами: П.А. Красиковым – член Коллегии Наркомюста и М.А. Рейснером – профессор права Петербургского университета.

Безусловно, и большевики в целом, и комиссия в значительной степени были зависимы от настроения масс, которые настойчиво требовали «полной свободы совести». В адрес центрального правительства, местных органов власти поступали многочисленные петиции от солдатских и крестьянских съездов, от коллективов фабрик и заводов с требованиями отделения церкви от государства и школы от церкви, введения всеобщего обязательного светского образования, объявления религии частным делом каждого гражданина, национализации монастырской и церковной собственности, установления равенства граждан независимо от отношения к религии, обеспечения правового равенства всех религиозных объединений.

В редакции центральных и местных газет во множестве поступали письма из различных регионов России, в которых резко осуждалась политическая позиция церкви не только в прошлом, но и в настоящее время. «Сотни лет, – можно прочитать в одном из них, – кучка дворян и помещиков угнетала миллионы крестьян и рабочих. Сотни лет пили кровь и расхищали труд народный. А вы благословляли тогда этот строй, говорили, что эта власть законная. А теперь, когда у власти встал сам народ, трудящийся народ, который стремится к миру, к братству, равенству, вы, “духовные отцы”, не хотите признать его власти. Народ знает, кому нужны ваши драгоценные митры, золотые кресты и дорогие одежды»[197].

…31 декабря 1917 г., Москва, Покровский храм Марфо-Мариинской обители. Многолюдно. Люди пришли, чтобы совместно встретить новый, 1918 год. Подходит к концу предновогодняя служба под началом патриарха. Наконец, Тихон выходит на середину зала, желая с проповедью обратиться к собравшимся: «Братья и сестры! Помним ли мы библейскую притчу о разрушении Вавилонской башни, которую строили возгордившиеся сыны человеческие? Как смешал Господь языки и рассеял людей по земле так, что перестали они понимать один другого?.. Так и наши строители желают сотворить себе имя своими реформами и декретами; надеются облагодетельствовать не только несчастный русский народ, но и весь мир и даже народы гораздо более нас культурные… Церковь осуждает такое строительство, ибо эту высокомерную затею греховных людишек постигнет та же участь, что и замыслы вавилонян… Помолимся же, чтобы Господь укрепил наши силы в это лихолетье, чтобы в наших душах не угас огонь пламенной веры… Будем стойкими и верными сынами Божьими за веру православную, за Церковь Божию, за Отечество! Аминь!»

И общим вздохом ответствовала паства своему пастырю: «Аминь!».

…Спустя час Тихон ехал в своих санях домой, на Троицкое подворье. Подремывал, закутанный в шубы, вспоминал общение с великой княгиней Елизаветой Феодоровной (Романовой), с иерархами, духовенством… мирянами, какие все слова хорошие говорили, как надеются на то, что в наступившем году все образуется, возвратится на круги своя… Утихомирятся страсти, прекратятся распри.

Вот сани остановились возле