Немцы после войны. Как Западной Германии удалось преодолеть нацизм - Николай Анатольевич Власов

«особого пути» с его катастрофическими последствиями. «Мы не сомневаемся в том, что по своему происхождению и мировоззрению являемся частью западноевропейского мира, — сказал Аденауэр в своем первом правительственном заявлении. — Мы хотим как можно скорее стать частью Европейского союза»[127]. Победители поддерживали этот курс. Макклой писал генералу Клею:

Нужно продолжать до тех пор, пока немцы не окажутся целиком связаны с Западом, ведь тогда мы сможем быть достаточно уверены в том, что они станут одной из демократических стран, на которые мы полагаемся в борьбе с угрозой тоталитаризма[128].

В 1950 г. канцлер ФРГ обратился к французам с предложением создать союз двух государств с общим парламентом. На это в Париже не пошли, однако выразили готовность сотрудничать в сфере экономики: в 1951 г. состоялось подписание договора о создании Европейского объединения угля и стали. В том же году ФРГ приняли в Совет Европы. Год спустя был подписан договор о создании Европейского оборонительного сообщества, а когда в 1954 г. французское Национальное собрание отказалось его ратифицировать, Федеративную Республику пригласили в Североатлантический альянс. 23 октября 1954 г. были подписаны Парижские соглашения: ФРГ становилась членом Западноевропейского союза и НАТО, в свою очередь отказавшись от разработки и производства оружия массового уничтожения. Наконец, в 1957 г. появились на свет знаменитые Римские договоры о создании Европейского экономического сообщества. Европейская интеграция продвигалась вперед не так быстро, как хотелось бы Аденауэру, однако прогресс был очевиден. Во второй половине 1950-х ФРГ стала неотъемлемой частью западноевропейского сообщества государств.

Любопытно, что политику западноевропейской интеграции и примирения сплошь и рядом проводили те самые дипломаты, которые десятилетием раньше участвовали в развязывании войны, ограблении оккупированных территорий и массовом уничтожении евреев. Впрочем, это касается не только дипломатов: представители старых элит заняли в новой Федеративной Республике важное, а порой и ключевое положение.

Глава 8. Преемственность элит

Тема преемственности элит начала широко обсуждаться в ФРГ лишь в конце ХХ в., когда большинство действующих лиц уже сошли в могилу. Разумеется, высокопоставленные функционеры НСДАП или высшие чины СС не имели в послевоенной Германии шансов на успешную карьеру. Однако те, кого можно назвать представителями профессиональных элит, — военные, дипломаты, публицисты, юристы, врачи, ученые — пережили «час ноль» безболезненно, если демонстрировали хотя бы минимальную лояльность к новому строю. В 2001 г. в ФРГ под редакцией крупного историка Норберта Фрая вышли сначала серия документальных фильмов, а затем и книга «Элиты Гитлера после 1945 года» (Hitlers Eliten nach 1945). Там наглядно показано, как многие профессионалы в самых разных областях спокойно продолжили свою карьеру, словно ничего и не случилось.

Чтобы представить себе масштабы этого явления, достаточно привести лишь некоторые цифры. Летом 1949 г. в городских администрациях Верхней Баварии бывшие члены НСДАП составляли 42 процента чиновников, бывшими нацистами являлись 60 процентов баварских судей и 76 процентов прокуроров. В британской оккупационной зоне 80 процентов судей когда-то имели членские билеты НСДАП. В федеральных органах власти люди с коричневым прошлым сплошь и рядом составляли львиную долю руководящих кадров. К примеру, в 1953 г. 60 процентов всех глав департаментов в министерствах ФРГ являлись бывшими членами НСДАП. Среди верхушки внешнеполитического ведомства почти половина имела в прошлом партийный билет. Аденауэр в 1951 г. заявил на встрече с журналистами: «Мы нанесем стране больший ущерб, если создадим министерство из господ, которые полны благих намерений и обладают прекрасными качествами, но ничего не понимают в этом деле»[129]. Год спустя он высказался по тому же вопросу в парламенте: «Невозможно создать внешнеполитическое ведомство, если хотя бы поначалу на руководящих постах не будет людей, которые хоть что-то да понимают в прежней истории… Думаю, нам пора закончить со всем этим вынюхиванием нацистов. Стоит раз начать — не знаешь, где остановишься»[130].

Здесь нужно сделать одну важную оговорку. Наличие у человека в прошлом партийного билета НСДАП или даже факт его пребывания на высокой должности и соучастия в преступлениях Третьего рейха сами по себе еще не говорили ничего определенного о его текущих взглядах. При словах «бывший нацист» или «коричневое прошлое» мы невольно представляем себе неисправимого фанатика, который носит у сердца фото Гитлера и прячет в шкафу эсэсовский мундир, чтобы надеть его в первый подходящий момент. На самом деле этот стереотип далеко не всегда отражал реальность. И дело не в том, что бывшие партайгеноссе после 1945 г. раскаивались и меняли свое мировоззрение (хотя такое, конечно, тоже бывало). Просто в любой стране и при любом государственном строе существует масса оппортунистов и карьеристов, готовых принять любые правила игры, лишь бы это способствовало их личному процветанию. Поклонниками Гитлера они оставались лишь до тех пор, пока он сам оставался у власти, и ни секундой дольше.

Конечно, «вечно вчерашние» среди бывших членов НСДАП присутствовали в немалом количестве. Речь идет не столько о фанатичных нацистах в узком смысле слова, сколько о носителях того комплекса авторитарных и националистических идей, который был широко распространен в германских элитах еще при последних Гогенцоллернах и немало облегчил Гитлеру задачу прихода к власти и стремительного построения тоталитарной диктатуры. Кроме того, эти люди были совершенно не заинтересованы в «проработке прошлого» и яростно сопротивлялись всему, что могло разорвать «заговор молчания», включая студенческие движения и свободную критическую прессу. Здесь интересы убежденных нацистов и оппортунистов-хамелеонов полностью совпадали.

Своего рода «парадным» примером наличия в высшем руководстве ФРГ людей с коричневым прошлым считают Ганса Глобке. Он родился в 1898 г. в зажиточной семье, в годы Первой мировой воевал на Западном фронте, затем отучился на юриста, начал строить карьеру в министерстве внутренних дел, где спокойно проработал все 12 лет существования тысячелетнего рейха. Участвовал в подготовке множества законодательных актов и распоряжений, в том числе первого обширного официального комментария к печально известным Нюрнбергским расовым законам 1935 г., юридически превращавшим евреев в граждан второго сорта. Позднее стал автором закона, который обязал евреев носить дополнительные имена Израэль и Сара, чтобы их легче было распознать. В 1938 г. Глобке получил ранг министерского советника. Тогда же он подал заявку на вступление в НСДАП, однако ее отклонили на том основании, что до 1933 г. он был членом католической партии Центра и потому считался не вполне благонадежным. Подозрения были небеспочвенными: Глобке поддерживал контакт с лидерами консервативного Сопротивления, хотя активно в их деятельности не участвовал. Искренне ли он дистанцировался от нацизма или просто не хотел ставить на одну лошадку, мы уже вряд ли когда-нибудь узнаем.

После войны Глобке ненадолго был интернирован, а в 1947 г. в ходе денацификации зачислен