Его строптивый Огонек - Екатерина Юрьевна Васина

— Предки уехали с Миланой вчера утром. Две свободные комнаты. Но ты пришла спать сюда…ко мне.

Ик…

Я зажмуриваюсь, понимая, что крыть нечем. Правда, попробовать можно.

— Это привычка. — прямо вот выдаю самый уверенный тон.

— Ух ты! Прямо за две ночи выработалась привычка? — издевается, гад! — Ничего себе какая ты быстрая. Или это мое неукротимое обаяние?!

— Просто заткнись! — шиплю сквозь зубы. — Заткнись и притворись, что тебя тут нет, Тимофей Сергеевич.

— И сейчас, — продолжает веселиться муженек, — ты продолжаешь прижиматься ко мне, вместо того, чтобы с возмущением умчаться из комнаты или кинуть в меня чем-то. Подсказываю: на тумбочке рядом с тобой электрические свечи. Они довольно тяжелые.

И снова, дорогой дневник…

Я даже пикнуть не успеваю как меня переворачивают на спину.

Тим нависает надо мной, опираясь руками о матрас по обе стороны от моей головы. И снова этот взгляд, когда он вроде улыбается, но при этом остается серьезный. Точно сейчас сюда еще и примешивается нечто более тягучее и темное.

И губы так близко от моих, что я чувствую его дыхание. Кажется, если он сдвинется еще не пару миллиметров…

— Огонек, — обжигает дыханием, продолжая скользить взглядом по моему лицу, — у меня есть очень серьезные подозрения, даже почти уверенность, — нет, не смей! — что я тебе как минимум не противен.

— С фига ли? — нарочно включаю спасительную грубость.

— Ну с того фига, что ты не шарахнулась едва проснулась, а как минимум пять минут лежала и кайфовала. Уверен, это продлилось бы дольше, не начни я болтать.

Не смей на меня так смотреть! Не смей!

— Тимофей, не вы ли не так давно обзывали меня аферисткой и грозились как минимум прибить? А как максимум воскресить и прибить опять.

— Ева Александровна, я передумал. — он произносит, проводя губами вдоль скулы, отчего перехватывает дыхание.

— Тимофей Сергеевич, вы какой-то непостоянный мужчины.

— Огонек, — да почему он так меня называет, — у тебя фетиш такой что ли? Я про имя отчество в постели.

— Уважение к возрасту. — ай молодец, Ева, вот сейчас тебя и прибьют. Судя по слегка изменившемуся лицу Тима он тоже задумывается об этом. Я крепче сжимаю губы, на которые тут же переводят взгляд.

— И че… — я не успеваю включить режим гопницы.

Первая мысль: под окном внезапно материализовался алкаш в голосе. Потом молнией ударяет догадка. Причем мы одновременно выдыхаем:

— Кирюш-ш-ша.

Так, судя по тому насколько громкий голос у попугая, с ним определенно все в порядке.

Мы оба замираем, прислушиваясь. Что бы ни витало в воздухе, сейчас оно отступило под хриплыми воплями из кладовой.

— Э-э-э… — Тим продолжает нависать надо мной, наклоняет голову к плечу. — Он поет на испанском?!

— Да. Про женщину, которая поехала на море, там познакомилась с парнем и в итоге моря так и не увидела. — я слушаю еще несколько строк. — А-а-а, зато всю неделю ловила звездочки на потолке. Оу!

— Звездочки?

— Оргазмы. — поясняю со вздохом. — Для красивости назвали…и для рифмы, наверное.

Тим, наконец-то, выпрямляется и фыркает:

— Звездочки! Тупость какая!

— Да ладно? — язвлю, сползая и стараясь не сорваться на позорный бег. — Звездочки хоть звучат красиво, а вот про ваш оргазм говорят, что это примерно как если очень-очень-очень сильно хочешь чихать, сдерживаешься изо всех сил, а потом ка-а-а-ак…. — изображаю громкий чих.

Я жду, наверное, как минимум возмущения. Но никак не того, что Тимофей начинает откровенно ржать. Упирается рукой в стену и хохочет. Я тоже издаю нервный смешок и срываюсь к Кирюше, который плавно подходит ко второму куплету. Божечки-кошечки, что за репертуар у него?!

За ночь попугай окончательно оправился, уделал кладовую, сожрал все, что ему дали, попил воды и искупался в той же миске.

— Сиськи! — радостно сообщает при виде меня.

— Смотри-ка! — отлично, за спиной ехидный Тим. — Может, он тебя за самочку попугая принял? Просто расцветка у вас…

— Чувство юмора у тебя по утрам такое же мерзкое, как и ты?

В итоге завтрак выходит скомканным. У меня вообще все подгорает, так что в итоге Тим не выдерживает, сооружает бутерброды и едва ли не запихивает их в меня. Кирюша рассказывает анекдоты, я пытаюсь одновременно завтракать, не смотреть на довольного Тимофея и сделать срочный заказ он-лайн на просторную клетку и другие вещи для попугая. Чую, он у нас задержится.

— Что?! — не выдерживаю когда в очередной раз сталкиваюсь взглядом с Тимом и тот подмигивает.

— Что? — Кирюша отвлекается от чистки перьев.

— Ничего, так даже интереснее.

И вот как его понять?! Что интереснее? Кто интереснее? Он издевается? Ждет, что я начну допытывать вопросами?

А вот фигу!

— Я поехала. — вот так, Ева, держи лицо. — Ты попробуешь узнать что-то о хозяевах Кирюши?

— Я уже отправил задание своему помощнику. Сегодня все выясним. Ты уверена, что он не твой собрат?

— Просто признайтесь, что ревнуете к Кирюше. — Ева, просто отрежь себе язык.

— Тут без шансов. — Тим реально сегодня другой, обычно по утрам он хочет убивать взглядом, а тут улыбается. — Я не способен так вдохновленно прославлять сиськи.

Дурдом какой-то! Как начался утром, так и продолжается. В обычное время с удовольствием бы поцапалась еще, но сегодня что-то странное со мной происходит. Пока еду в университет, то такое чувство, что вокруг резко настала весна. Вроде холод, серые тучи низко над городом, еще и поднявшийся ветер гонит поземку. А для меня все вокруг кажется ярким и очень красивым.

— Сбой гормонов? — шепчу себе под нос, пока тороплюсь по университетским коридорам, где царит привычный шум. Студенты наводят суету весьма профессионально и привычно. Некоторые глазки