Украина против Донбасса. Война идентичностей - Евгений Вадимович Рябинин

прошли очень многое, и это был водораздел. И этот водораздел заключался в том, что в их понимании я ассоциировалась со всеми теми процессами, которые происходили в моем городе. То есть если ты не покинул Луганск, значит, ты поддерживаешь эти процессы, значит, ты – сепаратист.

– Как люди выживали в условиях блокады, в которой оказался Луганск в 2014 г.?

– Когда происходят такие моменты, они сильно сплачивают людей. Все, кто оставался в городе в 2014 г., отличались дружностью, был высокий уровень консолидации. У нас не было газа, электричества, воды, и нам приходилось разводить костры, делать какие-то самодельные кухни, чтобы приготовить еду. Помогали друг другу, носили воду, помогали пожилым. И когда люди стали возвращаться в 2015 г., сразу было понятно, эти люди были в 2014 г. в городе или нет; если в транспорте кто-то начинал ругаться, было понятно, что эти люди только что вернулись, потому что они были постоянно чем-то недовольны. Ситуация более-менее наладилась в сентябре, когда 6 сентября было объявлено о перемирии, постепенно возвращались к работе коммунальные службы, которые восстанавливали город. К концу года весь город был уже со светом и газом, даже самые отдаленные районы. А сельские районы испытывали больше проблем. Сейчас, спасибо Российской Федерации, там, где воды не было с советских времен, стали проводить коммуникации, воду, ситуация намного улучшилась.

– Как обстоит ситуация с обстрелами города?

– Город постоянно обстреливается, не так как Донецк, конечно, больше страдают пригородные районы. В 2014 г. украинская армия была в полуразобранном состоянии, и мы видели, как она просто «драпала» из Луганска накануне 6 сентября. Когда они ушли, мы были очень рады, но через какое-то время они снова подошли к городу, и обстрелы продолжились. Возможно, произошла ротация, и на позиции пришли террористические батальоны, ПС и Нацгвардия. Была такая ситуация, когда солдат-срочник в городе Счастье подошел к местному жителю и спросил, где он находится, и когда ему ответили, что ты в районе Луганска, он переспрашивал, где это конкретно. То есть, во-первых, срочники не знали, куда их везут, во-вторых, они даже не знали, где находится такой город Луганск. Поэтому было много случаев, когда националисты из «Правого сектора» расстреливали срочников, которые не хотели стрелять по мирным жителям. Они просто не понимали, зачем это нужно делать. В 2016 г., когда военные действия были не такие активные, в Луганской области находили места массовых захоронений, братские могилы, в которых могло быть по 60—100 человек и больше. И в них были не только гражданские, но и военные, и мне кажется, что это как раз жертвы националистических батальонов. Тот же самый батальон «Торнадо», который состоял из откровенных уголовников и садистов, батальон «Айдар»… они могли выполнять приказ о массовом расстреле гражданских и солдат-срочников, из которых затем изымались органы для черной трансплантологии, которая обычно процветает в регионах военных конфликтов.

– Как развивалась экономическая и финансовая политика?

– Гривна «ходила» практически до 2022 г., поскольку пенсионеры получали пенсию в гривнах. Экономически все, что могли восстановить, – восстанавливали с 2014 г., но только если на это был запрос. Например, у нас есть старейшее предприятие имени Ленина, которое еще называли «патронный завод», была возможность его восстановить, но его не восстановили, а вот тепловозостроительный – некоторые цеха там работают.

– Как обстоит ситуация с молодежью? Становится ли ее меньше?

– Нет, молодежь не уезжает, поскольку не видят смысла, ведь сейчас повышается заработная плата, она постоянно растет, поэтому куда-то уезжать и снимать квартиру и получать те же деньги, что и в Луганске, смысла нет. Зарплаты были низкими после 2014 г., сегодня ситуация намного лучше, но проблема со специалистами… их катастрофически не хватает, но тенденция на возвращение просматривается.

– Что такое война в Вашем понимании?

– Война ассоциируется именно сейчас с гражданской войной, к сожалению, столкнули славян со славянами. Долго коллективный Запад готовил это. Если говорить о Югославии, это была картинка по телевизору, где-то далеко, а тут война ассоциируется с людьми, которых ты знал, с которыми общался, появился ассоциативный ряд «мы – они».

Никогда не хотела жить в эпоху Средневековья, Нового времени и период с 1917 по 1922 г., но не удалось избежать, судьба так распорядилась. Я застала своих бабушек и дедушек, которые воевали кто на трудовом фронте, кто на военном, и когда они садились за стол, то всегда говорили, что нужно выпить за то, чтобы не было войны. Для меня это было странно, теперь мы также говорим, чтобы не было войны, и за Победу! Хотелось, чтобы это все быстро закончилось, но, к сожалению, мы понимаем, что это процесс долгий, и быстро он не завершится.

История третья

Мариуполь: выехать нельзя остаться

Я не хотел бы быть Богом, который сотворил этот мир, потому что страдания этого мира разбили бы мое сердце.

Артур Шопенгауэр

Зимы в Мариуполе нынче теплые. Помнится мне, когда я ходил в начальную школу и было это в середине 80-х, зимы в городе были достаточно суровыми, столбик термометра опускался до минус тридцати, а иногда и тридцати пяти. Самыми довольными в этой ситуации были дети, поскольку на этот период закрывались все школы и ученики получали еще несколько дополнительных дней к своим каникулам. В то время не было мобильных телефонов, да и стационарными не каждый мог похвастаться, поэтому, когда ученики старших классов подходили к школе, а на дверях было объявление, что учебный процесс приостанавливается из-за погодных условий, с одной стороны, они были раздосадованы, поскольку им нужно было проснуться рано и идти по заснеженным дорожкам, чтобы понять, что все было напрасно. Но, с другой стороны, они радовались, когда издалека видели закрытые двери школы и какой-то белый листок на них. Этот листок был для них пропуском в беззаботную жизнь без домашнего задания и контрольных, пусть даже на несколько дней.

А потом что-то произошло, и зимы стали достаточно теплыми, температура колебалась от плюс пяти до минус двух. Снег мог выпасть всего лишь один раз за зиму и растаять через день-другой, не дав возможности детям слепить снежную бабу, поваляться в снегу и затем прийти домой абсолютно мокрыми и получить нагоняй от родителей, потому что завтра не в чем идти в школу, поскольку куртка и сапоги мокрые, варежки превратились в один сплошной ледяной комок непонятной формы. На помощь приходила батарея на кухне, которая высушивала всю твою одежду за пару часов, одновременно растапливая мечты не пойти на следующий день в школу. Взрослым также не хватало времени насладиться белым снегом, который