Сережа - Вера Федоровна Панова

– А кто в институт поступает – не советский?

– Ты мне скажи, в какой институт ты хочешь? Какая у тебя цель? А раз нет цели, работай в колхозе.

– Что ж, значит, в колхозе тем работать, у кого цели нет?.. Соня эту работу любит, а я не люблю.

– Работу надо любить всякую. Нехорошо так говорить. Получается, что ты колхоз не любишь.

– Что ж мне – говорить, что люблю, когда не люблю?

Они толкли эту воду в ступе упрямо, ни одна не хотела первой выйти из нелепого спора.

– Зато Соня – знатный человек.

– А я не хочу быть знатной.

– А чего ты хочешь?

– Я не знаю.

– Тогда слушай, что я говорю. Вот и мать не хочет, чтоб ты уезжала.

Мачеха вдруг зашевелилась.

– Да я почем знаю, – сказала она. – Хочет – пускай едет, мне что.

Красные огоньки тревожно задрожали возле ее щек.

Елизавета Андреевна поднялась с достоинством.

– Ну хорошо, – сказала она, – в конце концов впереди еще целый учебный год. Мы еще об этом поговорим.

Актриса вышла проводить ее.

– Не знаю, что с ними делать, – говорила Елизавета Андреевна, идя через двор. – Району нужны рабочие руки, и они разбегаются. Ты должна на нее повлиять, как старшая сестра.

– Я помню, – сказала актриса, – как вы горячо меня поддерживали, когда я решила ехать в Москву.

– Ну да. Ты очень была способная. И потом в те годы экономика района…

– А Галя неспособная?

– Менее способная. У нее по математике тройки.

– Как узнать заранее, Елизавета Андреевна, кто на что способен. По математике тройки, а вдруг там что-то такое вызревает… А вообще девчатам в здешних местах приходилось трудно, не знаю, как сейчас.

Елизавета Андреевна озабоченно нахмурилась:

– Да и сейчас. Кто не хочет работать в колхозе, тем у нас плохо. Санатории на зиму сокращают штат. Пансионат то же самое. В магазинах, на почте – какие у нас учреждения? – все укомплектовано, люди держатся за свою работу руками и ногами… Ходят девчонки со средним образованием неприкаянные, злые. А мы их каждый год выпускаем еще, еще…

Их догоняла Галя. Они простились.

– Ты же в школу зайдешь, посмотришь, какие у нас перемены? Мы физкультурный зал оборудовали!

– Непременно зайду, Елизавета Андреевна.

6

Те, кто после войны заселил этот край, устроили кладбище для своих мертвых высоко на склоне, обращенном к западу. Солнце, сойдя с зенита, до вечера светило на пирамидки и кресты, торжественно вознесенные над поселениями живых.

Пирамидок и крестов было не много. Мало кто здесь умер за двадцать лет. Люди переселялись сюда в большинстве здоровые, нестарые, и климат их встретил благодатный.

Давно не было дождя, трава на горе сгорела, могильные холмики были изрезаны трещинами.

Актриса упала на землю, охватила холмик руками, прильнула к нему головой. Ей казалось, что у нее разорвется сердце, и в то же время ощутила облегчение, успокоение, будто эта могила долго ждала, пока она придет, и вот дождалась.

Она лежала, без слов прося у могилы прощения, а солнце, спускаясь к закату, палило ей щеку, а земля под ней была вся горячая.

Поцеловала эту землю, поднялась, стряхнула с себя пыль и былинки. Галя стояла поодаль, покусывая сорванный стебелек. Помолчали, потом актриса сказала:

– Надо будет покрасить пирамидку.

– От солнца облупилось, – сказала Галя. – Пройдут дожди, я опять покрашу.

– Жаль, что цветы нельзя посадить.

– Весной тюльпаны цветут, – сказала Галя, – по всей горе.

– Да! – сказала актриса. – Красные! Я помню!

Она медленно пошла по тропинке, Галя рядом.

– Он был добрей и чище всех людей на свете, – сказала актриса. – Очень он мучился?

– Да нет, не очень. Только выпьет когда.

– Зачем же ему давали!

– Мама не давала. Он потихоньку пил. У соседей трешку займет и пьет.

– За это нельзя судить сурово, – сказала актриса. – Это болезнь, от нее лечат, и не все вылечиваются.

– Очень плакал, как на операцию ложился.

– Боже мой!

– Ничего, говорит, я в жизни не сделал, ничего и никому.

– Ах, неправда! Он воевал, потерял ногу…

– Ничего, говорит, не дал, кроме ноги. Смеется, а у самого слезы текут.

– Боже мой! – повторила актриса и сама облилась слезами. Остановилась и плакала долго, сморкаясь.

Опять пошли. Покрасневшими глазами она смотрела на темно-синее море, такое большое с высоты, на горы, похожие цветом на львиную шкуру, на разбросанные внизу селения, виноградники, белые здания санаториев в темных садах.

– Как я виновата! Каждый год собиралась приехать повидаться прособиралась…

– А чего вам было приезжать, – сказала Галя, – ну приехали бы, ну напился бы он при вас, какая вам радость? Правильно сделали, что не приезжали.

– Что ты. Ну, пусть напился бы. Нет, я должна, обязана была приехать! И говори мне «ты», пожалуйста, слышишь?

– Хорошо, – сказала Галя, идя рядом, покусывая стебелек.

«Какая она прямолинейная», – подумала актриса.

Какая она – вдруг увидела актриса – красивая.

Галя была гораздо выше и крупнее старшей сестры: сильные плечи, длинные ноги. Тяжеловатыми чертами напоминала свою мать, но обольстителен, если всмотреться, был румянец сквозь темно-золотую кожу, и овал лица, правильный как яйцо, и стройная круглая шея, и длинные голые темно-золотые руки. Это был тот загар, который дается не курортной путевкой, а постоянной, без отлучек, жизнью под здешним солнцем; та сила, что не достигается гимнастикой, а получена от рождения. Черные ее глаза думали, дышали, поглощали.

«Сестра моя», – подумала актриса.

Вместо куцего вылинявшего платьишка, в котором она была дома, Галя надела менее куцее и менее вылинявшее – наверно, ее лучшее, принарядилась по случаю моего приезда. Сестра, милая, я тебе пришлю кучу тряпок, половину того, что у меня есть, пришлю тебе!

– Ну, теперь рассказывай про себя, Галочка.

– Что про себя?

– Как ты живешь.

Галя повела плечом:

– Не знаю. Живу…

– Ты действительно не надумала, что после школы?

– Лучше вы расскажите, – сказала Галя.

– Опять «вы».

– Ой, да я не могу, – сказала Галя и засмеялась. Сверкнула белая полоска зубов.

– Что за ерунда.

– Ну хорошо, ты. Расскажи что-нибудь.

– Что же рассказать тебе? Хочешь, расскажу, где я побывала. Я во многих странах побывала. Даже не верится, что была, например, в Индии и на слоне ездила.

– Про это теперь много пишут, – сказала Галя, – во всех журналах. Все описывают, где кто побывал. Вы и в театре играете или только в кино?

– Главным образом в театре. Театр – мое постоянное место, моя служба. В кино я снимаюсь от случая к случаю.

– Интересно, – тихонько сказала Галя, – как это играют? Как это, я не