Гесериада - Автор Неизвестен -- Мифы. Легенды. Эпос. Сказания

Является младший сын его младшего брата, Шиманбироцза:

— О, любезный мой старший брат и хан! — говорит он. — Разве Гесер не сын верховного тэнгрия, Хормусты? Еще в небесных краях победил он много существ. И хоть снизошел он на дольнюю землю, ну так что же? Ведь все они хубилганы: и родившийся для упразднения всякого величия старший любезный брат его, Цзаса-Шикир, и тридцать его богатырей. Не говоря уже о похищении Рогмо-гоа, законной жены Гесер-хана, государя десяти стран света, сможем ли мы похитить даже жену хоть у какого-нибудь одного из тридцати его богатырей? Между тем, если б с этим многочисленным войском мы решили обойти весь свет и посмотреть дочерей у всех ханов, то неужели не нашлось бы ни одной прекрасной девушки? Но пусть не нашлось бы: тогда мы назначили б выборы из дочерей сановников сайдов, тушимедов и табунангов — и, найдя прекраснейшую среди их дочерей, нарядили б ее наподобие Рогмо-гоа, дали б ей и самое имя Рогмо-гоа, и кто мог бы сказать, что она не Рогмо-гоа?

Напустился на него старший дядя, хан:

— Скажи, что на уши стал туг, и сиди дома! Скажи, что заразился нечистой болезнью и лежи дома! — наговорил ему много оскорблений в этом роде.

«Он, очевидно, считает меня трусом!» — подумал Шиманбироцза и ушел.

На другой день Цаган-герту-хан сосредоточивает войска для выступления в поход. Является Шиманбироцза и, поднеся ему в золотом кубке тройного вина — хороцза, говорит:

— О, в этом твоем войске я не из трусов, а из богатырей! Напрасно мы радовались и мнили себя детьми ханов, любезных хану-тэнгрию! И вот мы отправляемся, чтобы отдать наши холопские тела лютому душителю Гесер-хану! Мы мнили себя потомками мудрых владык, могучих тэнгриев: и вот мы идем, чтобы принести эти наши тела в жертву заклания лютому владыке сего Чжамбутиба Гесер-хану. Всяческим срамом посрамимся! К чему же твой приказ вести на войну этих детей, лам, бандиев, старцев и рабов своих? Разве Гесер-хановы Цзаса-Шикир и тридцать богатырей не скажут, что вот де жалуют бабы ширайгольцы со своими бандиями, старцами, детьми, бабами и рабами! И разве мы не будем свидетелями, как при кличе «вперед» они нападут и сгубят наших, как губит сокол пеструю утку, засевшую у истоков реки Найранцза? Выше ведь слава потерявшего меньше убитых, а не больше!

— Ну, вот! Насколько прежние суждения твои превратны, настолько же последние справедливы! И хан, отменив всеобщее ополчение, назначил своему войску переучет с метанием жребия. По переучете войска оказалось три миллиона триста тысяч, и со всем этим войском три ширайгольских хана выступают в поход.

3

В ставке Цзаса-Шикира решено воевать с ширайгольцами и сосредоточить армию у ставки Гесера

Кочевье благородного Цзасы далеко, на ур. Гурбан-Дулга, в верховьях реки Цацаргана. Чтобы показать Цзасе перо птицы, сбитое Барс-Богатырем, они вдвоем с Рогмо-гоа отправляются на сутки пути. Провели они в дороге всю ту ночь, а на заре подъезжают. Между тем Цзаса-Шикир, встав рано, поит свой табун в реке Цацаргана.

«Что за беда?» — думает он. «Почему это чуть-свет жалует моя Рогмо-гоа, и видно, что прибыла она вовсе не с прохладцей!»

— Рунса, поймай-ка моего бурого крылатого коня!

Рунса поймал его бурого крылатого коня, оседлал и взнуздал для него. Подоткнул под себя Цзаса-Шикир свой острый булатный меч — Курми — и поскакал навстречу. Еще издали он громко окликает ее и спрашивает:

— Ах, Рогмо-гоа, что это у тебя в руках: дерево или перо?

— Откуда, родной мой, взяться дереву? Это перо, — отвечает она.

— Я понимаю! — говорит Цзаса. — Как могу я предвидеть три будущих события, так разгадываю я три тайны, — и он поспешно подъезжает с приветом.

— Какая же у нее голова? — спрашивает потом Цзаса.

— Белая.

— А поясница?

— Желтая.

— Хвост и ноги какие?

— Черные.

— Это значит, — говорит Цзаса, — это значит, что три ширайгольских хана проведали об отсутствии моего родимого Богдо, государя десяти стран света, и вот уж приближается их войско с целью захватить тебя, нашу Рогмо-гоа, и выдать за Алтан-герельту тайджия, сына Цаган-герту-хана от старшей его жены, Цаган. Гении-хранители трех ханов, обернувшись небесною птицей-Ганга, приходили тебя, нашу милую, высматривать. А то, что голова у птицы была белая, поясница — желтая, а хвост — черный — перечислил Цзаса все эти приметы — все это означает, что приходили, обернувшись птицею-Ганга, именно те три гения-хранителя. Чем-то занятый, не убил я тогда летавшего здесь Ворона, от него и пошла эта самая молва!

— Пусть так! Нашего Гесер-хана, государя десяти стран света, действительно нет дома. Но разве нас-то всех, любезного ему Цзасы, тридцати богатырей и трех отоков улуса, тоже нет дома? Приходить — что ж, не беда, пусть приходят! Ты не бойся, моя Рогмо! А перо это следует снести и показать Цотону: согласится он со мной или нет?

Тогда Барс-Богатырь и Рогмо-гоа снесли и показали перо Цотону. Посмотрел Цотон-нойон и говорит:

— Горе, беда! Истинную правду говорит мой Цзаса! Но у ширайгольских ханов к нам нет вражды, а идут они, видимо; силою забрать Рогмо-гоа. Поэтому ты, Рогмо-гоа, разъезжай и скрывайся в разных местах: то на острове Хатунь-реки, Агу-Арал, то на ур. Улан-Цзольге — Красная Мурава, то на ур. Уртухай-шара-тала, то в ущелье Онггин-хара-хабцагай. На конские выпасы пускай верблюдов, на верблюжьи — коней, на овечьи — скот, на скотские — овец. Наряжай в свое платье рабынь и клади их спать на то место, где сама спала. Коли не найдут тебя, с нас-то что им взять? Когда Рогмо-гоа с Барс-Богатырем передали Цзасе речи Цотон-нойона, Цзаса говорит:

— Стыд и срам! Послушайте вы речи этого негодяя! Говорит, что у трех ширайгольских ханов к нам нет вражды. Что же ты, Барс-Богатырь, не спросил его, зачем же теперь они являются?

— Мне и в голову не пришло! — отвечает Барс-Богатырь. Все еще не могу прийти в себя, как это я растерялся перед птицей.

— У этого негодяя, — продолжает Цзаса, — у этого негодяя обыкновение: пока нет врага — выставлять себя богатырем, а придет враг — без толку шуметь; нет умных — выставлять себя умником, а придут умные — забиться в угол и сидеть!

— Придет барс, что же, схватимся! Придет медведь, что же, обнимемся! Придет слон, что же, потолкаемся! Придет лев,