Сцены сексуальной жизни. Психоанализ и семиотика театра и кино - Дмитрий Александрович Ольшанский

просто начинает пить пиво через соломинку. И здесь снова Брюно пытается соответствовать формальным требованиям, даже не стараясь узнать, что за человек Анни, чего она хочет от него и кем он для неё является.

Отрицание

Наконец, Себастьян, который даже не пытается заигрывать с системой и не изображает из себя правильного парня, он открыто декларирует, что не хочет нигде работать, не желает ничего производить и намерен жить за счёт общества. Он полагает, что достиг наивысшей точки своего развития и дальше ему остаётся либо оставаться на высшей точке священной атараксии, либо деградировать и разменивать свою жизнь на карьеру, отношения, зарабатывание денег, покупку товаров, ипотеку, погоню за призраками счастья. Даже волосы не растут на его голове, потому что достигли максимально возможной длины. Удивительным образом, чиновник из службы занятости встаёт на сторону Себастьяна и обеспечивает ему социальное пособие без каких либо условий и требований поиска работы. Наш герой с лихвой пользуется удачным стечением обстоятельств и начинает прожигать жизнь в лености, чтении книг, поедании чипсов, лежании на диване и праздными прогулками по улицам, пока однажды ему не выписывают штраф за нарушение общественного порядка. «Но я же ничего не делал», — парирует Себастьян. «То-то и оно, — отвечает полицейский, — ничего не делать — это уже вызов обществу». Себастьян предстаёт перед нами как человек, лишённый желаний. И тем самым человек неудобный и опасный с точки зрения обывателя.

Однако такой радикальный образ жизни у Себастьяна не получается вести долго, и рано или поздно система его тоже засасывает. Сперва он идёт на сделку со своей совестью и всё-таки начинает работать на телевидении, где влюбляется в девушку на экране. Потом он идёт работать в магазин постелей, оправдывая себя тем, что ему нравится весь день лежать и уж тут-то он вовсе и не работает. Хотя кого он обманывает? Дальше он катится по наклонной плоскости: становится старшим продавцом, потом начальником и в итоге хозяином салона элитных кроватей, и сам превращается в тот винтик системы потребления, которую он так презирал ещё в начале фильма. Жизненная философия Себастьяна терпит полный крах: он не только становится рядовым представителем рядового бизнеса, находит рядовую женщину, заводит с ней рядового ребёнка, но ещё и считает, что это его собственный выбор и он пришёл именно к тому, чего хотел. Идеальный потребитель.

В финале картины Себастьян приходит к тому, с чего начинала Анни: он становится позитивным, успешным менеджером с пластиковой улыбкой, который искренне верит в идеологию капитализма и слово в слово повторяет слова Анни про достижение целей и самореализацию и искренне считает, что смысл его жизни — продавать кровати и кормить свою семью. Парадоксально, что только плывя по течению внутри толпы, он, наконец, начинает думать, что нашёл себя и обрёл смысл жизни. Такова злая ирония режиссёра: как ни изгаляйся — всё равно матрица тебя поглотит. Что ты там себе не придумывай, ты всё равно станешь клеточкой людской массе. Никто не сможет избежать рядового заурядного счастья. — Такова мораль фильма.

Получается почти чеховская трагедия: сколько ни мечтай поехать «в Москву, в Москву» — всё равно будешь собирать крыжовник и варить из него варенье. Сколько бы ты ни планировал жить своей собственной жизнью, всё равно ты превратишься в рядового, успешного, довольного, счастливого карьериста, семьянина и папашу. Но если для Чехова маленький человек был жалок и убог даже на фоне всех своих несбыточных прожектов и мечтаний, то для Гуеди он становится героем. Идея его фильма заключается в том, что нечего жалеть о своей уникальности, живи, как все, и делай то, что тебе говорят, и будь счастлив. То, что для классического театра было человеческой трагедией, для общества потребления стало предметом мечтаний.

В картине Гуеди можно увидеть памфлет на современный мир капитализма, где часть людей искренне верят, что товарный фетишизм и карьерный рост смогут наполнить каким-то смыслом их пустую жизнь, другие предпочитают роль двоечников, у которых никогда ничего не получается, но они убеждают всех окружающих в том, что искренне стараются, а третьи сознательно выбирают путь социального трутня, которым пиво и футбол оказывают неоценимое подспорье в их жизненной философии безделья. Но ни у кого из этих людей в действительности нет своих собственных желаний: одни живут тем, что предлагает им система потребления, другие всю жизнь ищут себя, но путаются в трёх соснах, и так ничего и не находят, третьи — честно признаются, что ничего не хотят, не умеют и не будут делать. Но и им не лучше, потому что и они ощущают себя отбросами системы. У людей нет своих желаний. Поэтому им удобнее жить в иллюзиях и пользоваться чужими трафаретами. — Вот о чём говорит нам Бенжамин Гуеди в своём фильме.

Садизм бога

(о фильме Андрея Звягинцева «Левиафан»)

Многие критики посмотрели в словаре, что такое Левиафан, но мало кто обратил внимание на более широкий контекст и на первоисточник. А между тем, фильм Звягинцева показался мне парафразом библейской притчи об Иове многострадальном. Который стал образом смиренного мученика, принимающего все страдания, что ниспослал ему Господь Бог.

В фильме Звягинцева мы видим такого же героя, который претерпевает лишения и страдания, но даже не пытается их остановить или как-то препятствовать им. От начала и до конца он смиренно принимает всё, что ниспосылает ему судьба и выступает жертвой жизненных обстоятельств и сильных мира сего. Он абсолютно пассивен и не совершает никаких собственных поступков, а только претерпевает чужие действия: уже с первого кадра мы понимаем, что этим человеком манипулируют, и он бессилен что-либо противопоставить чужой воле, он не может отказать друзьям, не говоря уже о том, чтобы как-то защищать свои права. Его арестовывают, потом отпускают, у него отбирают дом, его обвиняют в преступлении, но сам он не принимает никакого участия в этих событиях и не прикладывает никаких контр-усилий. По сути, мы видим образ или смирившегося или сломавшегося человека, принявшего свою участь. Поэтому странно, что некоторые деятели церкви выступили с критикой фильма, режиссёр представляет нам житие библейского великомученика, невинно замученного государственной машиной Левиафаном. Такова философия картины.

Если принимать в качестве отправной точки фильма Книгу Иова, то никому бы и в голову не пришло искать какой-то политический или социальный подтекст в этой картине. Режиссёр показывает нам притчу о жертве. А именно таков персонаж Алексея Серебрякова, никакой он не герой, он именно жертва. Но для чего эта жертва принесена? Чему она служит?