За мной, читатель! Роман о Михаиле Булгакове - Александр Юрьевич Сегень

Начинался сей 1925 год с больницы. Острая боль в животе справа внизу заставляла корчиться. Любаша срочно побежала искать Гладыревского, который работал в хирургической госпитальной клинике на Большой Пироговской, а жил в пятнадцати минутах ходьбы от Чистого переулка, в Курсовом переулке, прямо на берегу Москвы-реки. По пути с работы домой Николай Леонидович частенько захаживал в гости, делился парижскими новостями, полученными от брата Юры, – он по-прежнему пел под гитару в ресторанах, а Сынгаевский по-прежнему танцевал вместе со своей Брониславой. Узнав о беде, Николай Леонидович мгновенно организовал переброску Михаила Афанасьевича в свою клинику, тотчас сделал операцию, вырезал аппендикс, вовремя спас.

– Распотрошили бедное животное, – шутливо ворчал спасенный, и как-то от этой фразы побежал сюжет про собаку, которой в качестве эксперимента пересадили человеческий гипофиз, а также мужские яичники с придатками. Вернувшись из больницы в Голубятню, он так и бросился в кипящий поток повести, начал в середине января, завершил в начале марта. С Гладыревским консультировался по поводу разных хирургических нюансов. В качестве прототипа профессора Преображенского взял своего дядьку Николая Михайловича Покровского, его ассистента Борменталя писал с Коли Гладыревского, а Шарикова…

Чернильное стальное перо М. А. Булгакова

[Музей М. А. Булгакова. Фото автора]

Ножницы М. А. Булгакова

[Музей М. А. Булгакова. Фото автора]

– С кого, с кого, с себя, конечно, – смеялся он.

Окончание работы над «Собачьим сердцем» ознаменовалось окончанием и первого брака. В начале марта Михаил Афанасьевич и Татьяна Николаевна официально развелись.

– При мне ты был никому не известный, без меня вон какой успех! – печально вздохнула бедная Лаппа.

– Скоро на меня посыплется денежный дождь, смогу тебе хорошо помогать, – виновато сказал он.

– Не надо мне помогать, сама уж справлюсь. С этой-то счастлив?

– Счастлив.

– Ну и хорошо. Прощай.

Так они и расстались, а вскоре новую повесть Булгаков читал на очередном «Никитинском субботнике», и в зале стоял невообразимый хохот.

Вот уже десять лет поэтесса и критикесса Евдоксия Никитина устраивала в своей огромной квартире в Газетном переулке литературные субботы, на которые мог прийти любой желающий, послушать или сам почитать, и даже получить пирожок и чаек. 7 марта Булгаков читал там «Собачье сердце» аудитории, насчитывающей полсотни слушателей. В основном все от души смеялись, лишь несколько чересчур партийных писателей громко возмущались.

– Да это же явная антисоветчина! – хищно улыбаясь, воскликнул критик и литературовед Виктор Шкловский.

– Не мешайте слушать, – гневно откликнулся Андрей Белый, год назад вернувшийся из эмиграции с повестью «Возвращение на Родину».

После читки снова стали возмущаться антисоветчиной, но через несколько дней Булгакова вызвал к себе Ангарский, старый революционер, хлебнувший тюрем и ссылок, совершавший дерзкие побеги.

– Приносите мне распечатанный экземляр, и я тисну у себя в «Недрах», – сказал он. – Ничего антиреволюционного я в повести не вижу. Профессор – хорошо устроившийся хапуга, Шариков – собака, держащая нос по ветру. Очень правильно высмеяны и тот, и другой.

Но главный редактор «Недр» рано хорохорился. Главлит требовал выбросить каждое второе предложение повести, и в таком исполосованном виде печатать было бессмысленно. Тогда Ангарский предложил отправить повесть председателю Моссовета Каменеву. Он находился на излечении в Боржоми, и следовало поспешить, дабы он успел на отдыхе прочитать. Булгаков так и поступил, но прошла весна, наступило лето, а от могущественного Льва Борисовича никакой весточки. «Собачье сердце» зависло в небытии. Остается его только читать вслух с рукописи:

Пес Бутон. Фото и рисунок М. А. Булгакова

[Из открытых источников]

«Клянусь богом! – говорила дама, и живые пятна сквозь искусственные продирались на ее щеках, – я знаю – это моя последняя страсть. Ведь это такой негодяй! О, профессор! Он карточный шулер, это знает вся Москва. Он не может пропустить ни одной гнусной модистки. Ведь он так дьявольски молод. – Дама бормотала и выбрасывала из-под шумящих юбок скомканный кружевной клок. Пес совершенно затуманился, и все в голове у него пошло кверху ногами. “Ну вас к черту”, – мутно подумал он, положив голову на лапы и задремав от стыда…»

Слушатели уже все чаще и чаще смеются, лишь дочь бывшего председателя Думы почему-то слушает грустно и лишь глубоко вздыхает. До заката солнца еще несколько часов. Дует легкий сухой ветерок. Жара спадает, и всем очень хорошо.

Волошин прочитал начало «Белой гвардии», восхитился и через Ангарского пригласил Булгаковых сюда в Коктебель. А у них особо и выбора не имелось, где отдыхать.

В конце апреля вышла в «России» вторая часть «Белой гвардии», кончающаяся тем, как тяжелораненого Алексея Турбина доставляют в родной дом. Продолжение романа уже ждали с нетерпением, и журнал расхватывали, как голуби и воробьи расхватывают на тротуаре хлопья хлеба. Успех гремел одновременно с негодованием. В основном читатели восторгались, но немало нашлось и таких, кто обвинял автора в сочувствии белогвардейцам. Писать продолжение о том, как Алексей, Николка, Мышлаевский и Шервинский уходят в Добровольческую армию воевать против большевиков, означало самоубийство. Да Булгакову уже и не хотелось продолжать, он пребывал в восторге от «Собачьего сердца» и понимал: вот его струя, вот как надо работать дальше. Его душа лежит к фантасмагориям.

– Как-как? Абырвалг? – кричит и стукает себя от хохота по коленкам Волошин. – Главрыба?

А автор продолжает читать, стараясь не выпустить из себя ни улыбочки:

– «Сегодня после того, как у него отвалился хвост, он произнес совершенно отчетливо слово “пивная”. Работает фонограф. Черт знает – что такое». – И дальше: – «Он произносит очень много слов: “извозчик”, “мест нету”, “вечерняя газета”, “лучший подарок детям” и все бранные слова, какие только существуют в русском лексиконе…»

И все, кроме дочки бывшего председателя Думы, смеются, а Зевсик просто ухохатывается, запрокидывая назад могучую голову.

Загс в Глазовском переулке напротив церкви Спаса выбрали потому, что от Голубятни до него пять минут пешком. 30 апреля в унылом помещении этого загса Михаила Афанасьевича жутко смешил вершитель бракосочетания, сухой старичок с зелеными волосенками на плешивой головке. Он постоянно и как-то нарочито ыкал:

– Брычующийся Былгакыв, сыгласны ли вы взять в жены брычующуюся Былозерскую?.. Скрыпите подписями ваше сыгласие… Былгакыв Мыхаил Афынасьевич и Былозерская Любовь Ывгеньевна, обывляю вас мужым и жыной.

Они потом оба весь день ходили и тоже ыкали:

– В честь сыгоднышныго сыбытия повесть «Собачье сердце» посвящаю своей жыне Любови Ывгеньевне.

Портрет М. А. Волошина работы Б. М.