Любовник Павлова 2 - Ника Маслова

— Тогда уж лучше в тик-ток.

Я не стал выяснять, что он имеет в виду. Сорвал с его губ поцелуй, посмаковал вкус, нежность, тепло, полюбовался на томное выражение лица.

— Помнишь, чем мы занимались прошлой ночью? — спросил я, и Вадим тяжело приподнял ресницы.

Его лицо заметно порозовело, и он поёрзал. Его тягучее «да» мне не требовалось, но он всё-таки его произнёс с добавлением уважительного «Николай Николаевич». Тем самым тоном, который я так любил.

— Когда мы занимались сексом, разве ты не чувствовал максимальную близость со мной?

Вадим облизнулся, являя собой настоящий соблазн. Он кивнул, и я едва не забыл, к чему вёл весь этот разговор.

— Вот и хорошо, что чувствовал. В постели нас ничто не разделяло, даже наши тела. Но сейчас мы едем в те места, где будем находиться при завязанных галстуках. И там нам выгоднее держать друг друга на достаточном расстоянии, чтобы эффективней работать.

Он кивнул, затем потряс головой.

— Я не совсем понял. Твой... ваш сексуальный голос очень смущает.

— Тем более важно, чтобы ты помнил, где мы любовники, а где исполняем другие роли.

— Это я понимаю, — нахмурился он. — Но в постели тебе... В постели вы тоже хотите, чтобы я вас назвал по имени и отчеству. В чём тогда разница?

— В том, что когда мы наедине, как сейчас, и ты, как мячик для пинг-понга, прыгаешь между «ты» и «вы», я не спускаю с тебя штаны, чтобы отшлёпать.

— Вы хотите сказать, что я должен знать своё место? — Вадим нахмурился ещё сильней.

— Нет, я хочу, чтобы ты назубок знал свою роль. Место и роль — разные вещи. Выходя в мир, мы надеваем маски и играем роли — кто-то подчинённого, кто-то успешного бизнесмена. А короля играет свита, ты слышал об этом? — Я поцеловал его вновь, наслаждаясь вкусом податливых губ. — Я хочу, чтобы ты играл свою роль приближённого идеально.

Вадим сглотнул.

— А дома? Я смогу называть вас... тебя по имени? — Он облизнулся, и у меня потяжелело в паху. — Я правильно понял эту игру?

— А дома, — сказал я и погладил его между ног и с усилием по хорошему уже, окрепшему стояку, — с тем, кто мне дорог, мы ни во что не играем. Дома и наедине мы ведём себя так, как нам нравится, честно и откровенно.

Вадим потряс головой и опустил взгляд вниз — наверняка на мою руку, ритмично сжимающую его член через ткань.

— Чёрт... Но тебе нравится, когда я в постели называю тебя НиколайНиклаичем.

— Николаем Николаевичем, — повторил я, чётко проговаривая каждый слог. — Когда ты так делаешь, произносишь моё имя своим сексуальным голосом с придыханием, у меня всегда возникает такое чувство, как будто ты в этот самый миг берёшь у меня в рот.

Он зажмурился, закрыл ладонью лицо.

— Чёрт, чёрт, чьорт... Если ты это продолжишь, то я кончу, Николай Николаевич. И будет у тебя свита весь понедельник ходить с пятном на штанах.

— Молчи, — сказал я и расстегнул ремень, а затем ширинку на его брюках.

Вадим молчал, не двигался, едва слышно дышал, и при этом я видел его ярко блестящие глаза сквозь растопыренные пальцы.

Он отполз от меня на максимальное расстояние на сидении, дав лучший доступ, и я наклонился над его пахом. Розовая головка уже истекала прозрачными каплями, и я слизнул их с самой вершины. Вкус мне показался отменным, и я опустился ниже, принимая всю её в рот.

Ощутил его руки на своих плечах, шее — ничего не требующие, ласкающие. Его прикосновения доставляли дополнительное удовольствие, но опыт подсказывал, что так будет не всегда.

Выпустив член изо рта, я взглянул на Вадима — всего раскрасневшегося, почти пунцового, такого, что мне оставалось только жалеть, что мы сейчас едем на работу, а не домой.

— Не вздумай дёргать меня за волосы, ок?

Он закивал, как китайский болванчик, и поднял руки ладонями вверх, мол, сдаюсь.

— Только, Николай Николаевич, доведите это до конца, иначе я просто умру, — проговорил он севшим голосом с предельной вежливостью и полным и безоговорочным уважением. — Пожалуйста.

«Сообразительный малый. Далеко пойдёт», — думал я, принимая его член в рот, посасывая и поглаживая языком в разных интересных местах.

Времени до приезда на работу оставалось совсем немного, но его вполне хватило, чтобы довести Вадима до дрожи и писка.

— Я сейчас, я уже скоро, — шептал он изнемогающим голосом, сжимая моё плечо дрожащей ладонью.

Я позволил ему войти глубже и втянул щёки, сглотнул. Вадим спустил тут же, как по команде. Держался за мои плечи, и его всего трясло. Выглядел он потрясающе.

Вскоре он меня отпустил, и я смог сесть и привести себя в порядок, выпить воды. В зеркальном отражении бара я заметил фрагменты своего лица — раскрасневшегося и, по всей видимости, излучающего довольство.

— Нет, — сказал я, когда Вадим захотел мне помочь. — Сейчас не нужно, поздно, мы, считай, уже на работе. Так что давай-ка, быстрей соберись.

Он кивнул и ещё раз проверил и поправил одежду.

— Если ты захочешь проведать меня во время обеда, то я буду рад тебя видеть, — добавил я.

Вадим кивнул несколько раз и, пересев ближе, прижался к моему плечу головой.

— Я тебя л, — сказал он негромко, глядя вперёд, на опущенную перегородку.

— Л? — повторил я, приподняв брови.

— Вам ведь не нравится это слово, — пояснил он сегодняшнюю приверженность к крайнему минимализму. — Но я вас очень сильно, предельно сильно л. И хочу, чтобы вы это знали, хотя мы уже почти на работе.

— Хорошо, — ответил я и шутливо щёлкнул его по носу. — Тогда считай, раз уж мы почти на работе, что я тебя тоже л.

На эту тему я собирался говорить примерно никогда, но вот надо же, вырвалось — не поймаешь.

У Вадима широко распахнулись глаза. Он подался ко мне ближе, хотел что-то сказать, но машина как раз остановилась.

— Обсудим личные темы в другой раз, — сказал я, прижимая указательный палец к его губам. — А сейчас за работу.

Глава 41. Павлов. Отэль и прочие вкусности

Глава