Жаркое лето сорок первого - Рыжий

прицел чуть оторвавшегося вперёд немца. Плавно потянул на спуск. Раздался первый выстрел. Гитлеровец завалился на бок, вывалился из седла, зацепившись за что-то ногой, а вот его конь взбрыкнул и перейдя на галоп, побежал куда-то в сторону. Рассматривать происходящее у меня не было времени – следом за лейтенантом, я тут же открыл огонь из ручного пулемёта. По уму, бы, наверное, стоило бить короткими очередями, но мне опыта явно не хватало, и, несмотря на всё своё желание, у меня получалось отправлять только длинные, по десятке-полтора патронов очереди.

А вот старшина, с другой стороны, дороги бил короткими, экономными очередями.

Раздались крики, стоны, раздирающее душу конское ржание…

Как-то так получилось, что людей мне было не жалко. А вот животных… Их всегда я жалел…

Даже в памяти всплыла ситуация, когда там, в двадцать первом веке, я стал свидетелем ДТП на одной из многочисленных дорог. Ситуация была проста как мир – какой-то сельский «мудил@», нажравшись, сел в свою «четверку» и разогнавшись под сотню километров в час, сбил одну из коров, переходившую дорогу. Алкаш пристегнут не был, вылетел через лобовое стекло и пролетел несколько метров до столба, долбанувшись об него головой. И что характерно – выжил. Думаю, был бы трезвый – точно бы сдох. А вот корову жалко… Мучилась, да померла там же, на дороге, пока ветеринар не приехал…

Потом фермер местный приехал, разборки пытался устроить, да какой там?

А корову всё-таки было жалко…

А сейчас – лошадей. Они-то ни в чём не виноваты.

Вот только от своих размышлений о животных я старался закрыться. Не дай Бог пожалею животину и прекращу вести огонь… Не дай Бог…

Вскоре стрельба прекратилась.

-Проверить немцев! Собрать оружие и боеприпасы!

Глава 24

К телам немцев я даже выходить не стал – сбором трофеев пусть другие занимаются, а мне проблем с политработниками, итак, хватило… Не дай Бог возьмешь чего-нибудь лишнего или сделаешь не так – опять проблем не оберешься. Нафиг…

Долго заниматься сбором трофеев не стали. По приказу лейтенанта бойцы собрали немецкие гранаты, взяли несколько карабинов и патроны к ним. Я же за это время успел наполнить расстрелянный диск патронами, краем глаза наблюдая за тем, как красноармеец Ионов едва заметно ухмыляется – но я не обижался, в любом деле нужна сноровка, а я, пусть и знаком с ДП, но весьма шапочно.

Неожиданно в том направлении, куда ушла основная колонна, послышался шум боя. По моим прикидкам било несколько орудий.

Сразу вспомнились «тридцатьчетверки», прибившиеся к нашему отряду. Насколько там слышно трёхдюймовые орудия? Вопрос…

-В походную колонну! Становись! – Через несколько секунд после того, как мы услышали «работу» орудий.

Десяток секунд, и, наша «урезанная» рота, построившись на дороге, направилась быстрым шагом в ту сторону, где разгорался бой.

Как на зло ещё солнце начало припекать, да и ремень ручного пулемёта то и дело пытался сползти с плеча. К счастью, на помощь пришёл всё тот же Василий Ионов, посоветовавший закинуть пулемёт на плечо, и мне действительно стало легче идти.

С каждым шагом шум боя всё усиливался. Мы уже отчетливо слышали стрекот пулемётов, и, кажется, даже смогли расслышать шум двигателей.

Вскоре нашим глазам открылась вся картина боя – это мы удачно на возвышенности оказались, а дорога шла вниз.

Ситуация была… Непростая. Две «тридцатьчетверки» маневрировали по полю и вели огонь из пушек и пулемётов с коротких остановок. Пехотинцы разлеглись редкой цепью прямо посреди поля и постреливали в сторону немцев.

А вот санитарные повозки уже развернули и возницы размахивая кнутами спешили в нашу сторону, подальше от боя.

-К бою! Пулемёты вперёд! – Лейтенант Поляков вытащил бинокль из кофра и начал осматриваться.

Пока мы разворачивались, занимали позиции, командир определялся с дальнейшим планом действий. Пока лейтенант думал, ситуация на поле боя резко изменилась. Вначале сбили гусеницу одной «тридцатьчетверке», та чуть проехала и развернулась бортом к противнику, чтобы в следующие несколько секунд получить ещё сразу несколько попаданий в моторный отсек. Танк загорелся.

Ещё спустя минуту остановился второй танк и начал медленно сдавать назад.

Короткая цепь советской пехоты ещё вела огонь, но вскоре, как кусты миномётных разрывов стали приближаться, стало понятно, что красноармейцы вот-вот дрогнут и побегут.

Так и случилось, вот только виной этому стали не миномёты, а немецкие танки. Их было немного. Всего пять штук. Шли они клином. Причём три из пяти танков – бывшие советские Т-26 с большими белыми крестами на башне. Оставшиеся два – обычные «тройки», шли на острие атаки.

«Тридцатьчетверка» повернула башню, сделала выстрел. Потом второй. Третий. Один из Т-26 застыл на месте, после чего вспыхнул как спичка.

Пехотинцы побежали.

Пока мы наблюдали за полем боя, санитарные повозки приблизились на короткое расстояние. Возница шедшей впереди повозки – немолодой красноармеец без пилотки на голове – увидев нас, прокричал:

-Немцы!

Рядом с этой повозкой не шла, а бежала девушка в военной форме. Услышав крик, она одной рукой потянулась к кобуре и стала извлекать из неё револьвер. В девушке я узнал военфельдшера, Владлену Игоревну Одинцову.

К дороге тут же бросился прадед, лейтенант Поляков вместе с одним из бойцов.

Девушка достала револьвер и вскинув «Наган», нажала на спуск.

Выстрел!

А спустя секунду ещё один!

Лейтенант, сделав ещё несколько шагов, повалился на траву, лицом вперёд. Красноармеец, следовавший за ним, заорал:

-Ты что делаешь, дура?!

Владлена Игоревна, смотревшая на нас большими от страха глазами, выронила револьвер и зарыдала.

Я тут же, бросив пулемёт, побежал к лейтенанту Полякову. В несколько больших шагов оказался рядом с ним, склонился над телом, перевернул его на спину. Гимнастёрка постепенно чернела, обильно пропитываясь кровью. Лейтенант что-то пытался сказать, но у него не получалось, он лишь то открывал, то закрывал рот и с каждой попытки выплевывал кровь.

Дураку было понятно, что лейтенант нежилец. Не в этих условиях его спасти. Да и там, в далёком будущем, далеко не факт, что будет шанс.

На глаза навернулись слёзы. Я выругался.

Злость. Нет. Ярость буквально овладела мной. Я в два шага подскочил к девушке и влепил ей пощёчину, заставляя замолчать.

После пощёчины я как-то неожиданно для себя успокоился, начал уточнять:

-Из командиров кто-то есть?

Девушка испуганно посмотрела на меня, потом перевела взгляд на уже умершего лейтенанта и вновь зарыдала.

Я в очередной раз выругался.

Тут уже опомнился и старшина Нефёдов. Передав одному из бойцов свой