Сделка - Лисса Джонс

Кажется, Кая здесь нет. Вставай! Найди хотя бы телефон!

Нужно себя поднять. Нужно сообразить, что происходит. Сколько я вчера выпила? Я пила и шампанское, и вино, и раза два-три коктейли в клубе, когда мы с Кариной ходили потанцевать. Но никогда раньше не было так плохо.

Сжав губы, медленно сажусь. Прижимаюсь спиной к изголовью и жмурюсь изо всех сил. От гниюще-приторно-сладкого вкуса во рту тело дергается в попытке стошнить, а от накатившей в полную силу дурноты к глазам подступают слезы.

Мне нужны всего пара минут и пара глотков воды.

Когда чуть-чуть отпускает, убираю плед в сторону, спускаю босые ноги на мягкий ковер. На столике – пустой графин. Что он тут делает? Кая тоже мучила жажда?

Где ты? Что происходит? Что произошло вчера?

Пока с черепашьей скоростью и грацией бреду в сторону кухни, внутри все сильнее и сильнее закручивается ураган беспокойства, хоть причина его еще не до конца понятна.

Я дома у Кая. У Кая, который покупал молоко и мед, катал по ночному Питеру и целовал только тогда, когда я сама была не против. Я в его одежде, а не раздетая, не… Я же все еще в белье, в шортах и футболке.

А он, наверное, проснулся раньше. Ушел в аптеку? Или он дома, но просто вышел во двор? Возится в гараже с мотоциклом?

Только вот и сама не верю в жалкие попытки найти хоть какое-то приемлемое объяснение происходящему. И пусть голова соображает туго, ощущения говорят, что что-то не так.

Вчера… Вчера-вчера-вчера… Я думала о том, что зря приехала. Это точно помню. А потом? Что было потом?

Вот оно. Ты не помнишь, Никольская, – безэмоциональная леденящая душу мысль возникает в голове именно в тот момент, когда доползаю до раковины.

Холодная вода разбивается о камень на миллион брызг – наклоняюсь и пью прямо из-под крана. Ручейки стекают по подбородку на шею и грудь – под широкую синюю футболку, – и разгорячённая кожа плавится от наслаждения.

Я хотела сказать ему, что ничего не складывается. Собиралась уехать.

Млею от прохлады, осознавая, как сильно перегрелась за ночь под толстым пледом и еще каким-то покрывалом. Умывается вовсе не аккуратно: набираю в руки воду и плескаю несколько раз на лицо, на шею, на руки до локтей.

Что за?.. С кожей?

Моя кожа раздражена. Розоватая и расчесанная. И снова этот пугающий вопрос: что случилось?

Не успеваю сделать и шага обратно в сторону гостиной, не успеваю вспомнить ничего больше. Слышу мужской голос раньше, чем видит его обладателя. И ноги прирастают к полу.

––♡–

Веселый, искренний смех оглушает. Вдох застревает в горле, а губы приоткрываются от того, что я вижу.

– Не-е-ет! – Со стороны лестницы в кухню заходит Виктор Бестужев. Одной рукой держит телефон, другой ерошит мокрые растрепанные волосы. Смотрит себе под ноги и улыбается. – Ночка была ужасной!

Я не в силах даже двинуться с места: он без футболки.

О чем он? Что было ночью?

– Я бы с удовольствием провел ее в другой компании. – Мужчина выруливает к холодильнику. Трусливое сердце пропускает удар, к щекам вмиг приливает кровь – а все потому, что он вовсе не «без футболки». Он раздет.

Полностью.

Отвести взгляд от обнаженной мужской фигуры в одном несчастном белом полотенце не выходит. Он не удосужился даже вытереться. Мокрые следы тянутся по всему полу, а кожа блестит от капель воды.

От основания шеи до пояса чернеет рисунок тату – он весь в тонких нитях, словно опоясывающих торс. Одни нити чуть бледнее, другие – ярче и толще. И все они красиво оплетают мышцы груди и пресса. Таких татуировок я никогда не видела. Не сказать, чтобы я вообще видела их много.

Виктор останавливается у холодильника, открывает дверцу и достает бутылку минералки. Не видит меня, стоящую в углу кухонного квадрата.

– Это всего на пару недель, пока я тут. Давай! Будет весело! – Хлопок, и дверца закрывается. Лихорадочные мысли похожи на встрепенувшихся воробьев.

Василиса, очнись. Ты его хорошо слышишь? Думай-думай.

Ты тут. Не помнишь ночь. А он что-то говорит про ночные события.

– Развлечемся, как раньше. Я, правда, оставил перчатки и капу в Бер… – Мужчина замолкает на полуслове, останавливаясь в метре от раковины. Удивление на его лице точно отражает мой собственный шок.

От мимолетного веселья и улыбки, что успела заметить пару секунд назад, не остается и следа.

– Я перезвоню.

Виктор убирает телефон от уха. Не глядя, ставит бутылку на стол. Кажется, хочет что-то сказать, но слов не находит, а оттого губы едва заметно приоткрываются и закрываются. Долгую минуту пристально рассматривает меня с ног до головы, пока капли с волос падают на его лоб, скулы и кончик носа.

Тишина между нами кажется настолько осязаемой, плотной и густой, словно молчание электризует воздух.

Я не пытаюсь изобразить даже подобие речи. Оглушенная, не отворачиваюсь и не закрываю глаза. Взгляд прикипает к его телу.

Широкий разворот плеч, ключицы, рельефная грудь – и вот та граница, ниже которой не разрешаю себе опускать взгляд, пусть линии злосчастного рисунка хочется отследить до самого конца.

Ну почему он так хорошо сложен?

О чем ты думаешь?! Ты его вообще слышала, идиотка? Ночка у него была ужасной! Развлечение на пару недель!

Задерживаю дыхание от формирующейся в голове мысли.

Нет. Это, должно быть, какая-то ошибка.

– Как ты?.. – Виктор прокашливается, убирая из голоса хрипотцу. Быстро проходится языком по губам, проводит ладонью по спутанным мокрым волосам и шумно выдыхает. Брови в удивлении поднимаются, словно он не верит в то, что видит.

– Ты что тут?.. – Речь ему явно дается с трудом. – То есть я хочу спросить… Ты разве не с Каем уехала? Точнее, я вижу, что не уехала. Почему ты еще тут?

Ошибка? Ошибка?! Он только что из душа, и он почти голый! Он снова не здоровается – он удивлен тому, что ты до сих пор здесь! А ты ничего не помнишь! И почему он думает, что ты должна была уже уехать? Где, мать его, Кай?! Что за ночь тут была?! Как давно он приехал?!

Так же не бывает…

Не может быть.

Не со мной… Не снова…

Всегда кажется, что это может произойти с кем угодно, что подобные ситуации так далеко… Где-то на страницах СМИ, в россказнях знакомых и в сплетнях подружек.

Боже, нет!

Должно быть другое объяснение! Не та догадка, что не дает вдохнуть! Не та мысль, что прямо