Развод. С чистого листа - Елена Любимая

ответила искренне, — мы договорились, что твои тайны — и тебе решать, когда и кому ты о них говоришь. Прости, я второй раз случайно оказываюсь в курсе. Я правда не специально.

— Спасибо, — выдохнула она с облегчением, — а ты куда?

Она сменила тему, видя, что я уже в полной готовности выйти на улицу. Узнав, что к маме в больницу, она пожелала маме здоровья и направилась умываться, а я вышла на лестничную клетку, где нос к носу столкнулась с любопытной Варварой, точнее, Марфой Васильевной. На этот раз Чарлика с ней не было.

— А-а-а, вот с вами-то я и хотела поговорить, уважаемая, — ухватив её под локоток, настойчиво повела прочь от квартиры, — что же вы болтаете о том, что вас не касается?

— Я? — удивлённо воскликнула соседка, — что ты имеешь в виду?

— Ну как же! Этот ваш звонок Юре! — возмутилась я, удивляясь избирательной памяти соседки. Или она искренне полагает, что личная жизнь всех соседей тоже в её компетенции. — Давайте договоримся, Марфа Васильевна: вы не лезете в нашу личную жизнь, а мы… — я запнулась, подбирая возможные варианты компромисса.

Находчивая старшая по подъезду мгновенно нашла что предложить.

— А вы поддержите мою инициативу по замене шлагбаума во дворе?

Мы уже вышли на улицу, и старушка махнула в сторону поднятой полосатой палки, которая должна была служить препятствием на пути у тех, кто не проживает на территории жилого комплекса.

— На следующей неделе начнут менять асфальт на проспекте, — затараторила она, — и все машины хлынут к нам. А у нас дети гуляют — опасно!

Не видя ничего плохого в её предложении, я с лёгкостью согласилась. Мы символически ударили по рукам, и каждый отправился по своим делам. Я — к маме, а Марфа Васильевна, заметив вдали пожилого мужчину с тростью, тут же устремилась к нему:

— Николай Тимофеевич, голубчик, как раз вас искала!

Мужчина, услышав её голос, внезапно прибавил шагу и поспешно свернул за угол.

* * *

За неделю, что мы не виделись, мама уверенно шла на поправку. Даже врач это отметил, сказав, что на следующей неделе уже можно будет готовить документы для реабилитации, если мы финансово готовы. Получив заверения, что мы собрали всю сумму, врач ушёл, оставляя меня наедине с мамой.

— Совсем окрепла, — радостно сообщила она, с гордостью демонстрируя, как она может встать на ноги, держась за спинку кровати.

— Осторожно! — испуганно воскликнула я, вызывая довольный смех мамы. Мышцы лица всё ещё слушались плохо, правая сторона оставалась неподвижной, рука двигалась, хоть и с огромным трудом, а вот нога… Пока с этой конечностью возникли самые большие сложности. Она оставалась неподвижна. И хоть с поддержкой мама могла стоять, шаг пока не удавался.

Я смотрела на её упрямо сжатые губы, и сердце сжималось от противоречивых чувств — гордости за её силу духа и щемящей боли от осознания, какой долгий путь восстановления предстоит.

Глава 33

По дороге домой я заскочила в магазин за мороженым. В такой жаркий летний день нестерпимо захотелось сладкого прохладного лакомства. Учитывая, что я теперь не одна, прихватила большую пачку — нам с Машей должно хватить.

Мама шла на поправку, Егор оттаял, Костик, кажется, отвязался, смирившись с перспективой развода — настроение было великолепным, хотелось поделиться им со всем миром.

Переступив порог квартиры, я сразу услышала шум воды и громкие, надрывные всхлипы. «Маша? Плачет?» — пронеслось в голове. Скинув босоножки, я помчалась на звук. Девушка сидела на бортике ванны, плескала себе в лицо водой, судя по посиневшим пальцам, ледяной, и горько рыдала.

В первое мгновение я растерялась, не зная, как поступить. Что бы я сделала, будь на месте Маши моя собственная дочь? Ответ пришёл сам собой — обняла бы, утешила, дала выплакаться и выслушала, если захочет говорить.

Услышав моё приближение, Маша подняла заплаканные глаза. Без лишних слов я притянула её к себе, и она, уткнувшись лицом в мою футболку, снова разрыдалась. Я молча гладила её по волосам, тихо приговаривая:

— Тихо, тихо, моя дорогая. Всё хорошо…

Ответа я, конечно, не ждала. Но просто молчать было невозможно.

Постепенно рыдания стихли. Я потянулась к крану, выключила ледяную воду. Пальцы сами онемели от холода. И вдруг вспомнила про пломбир, оставленный в прихожей.

— Ма-а-аш, а я мороженое купила, — сказала я, пытаясь отвлечь её от грустных мыслей.

— Люблю мороженое, — шмыгнув носом, призналась Маша, в этот момент похожая на маленькую девочку. — Особенно с вареньем…

— Варенья, прости, нет, — развела я руками. — Только пломбир.

— Мне нужно умыться. — Она потерла покрасневшие глаза и снова включила воду. На этот раз тёплую.

Не стала мешать, прошла на кухню, чтобы помыть руки и разложить по чашкам уже подтаявшее угощение.

За столом, уплетая мягкое мороженое, я смотрела на задумчивую девушку и размышляла. За все дни, что Маша гостила здесь, она, кажется, ни разу не вышла на улицу. Добровольно заточила себя в четырёх стенах. Может, она кого-то боится? Или скрывается? В таком случае точно нужно поговорить с её родителями.

— Машенька, я не стану выпытывать, что случилось, — начала я осторожно. — Я и так уже знаю больше, чем следует. Но, может, тебе стоит поговорить с отцом? Уверена, Юра поймёт и поддержит.

Маша молча покачала головой.

— С мамой?

— С ней я как раз и говорила до твоего прихода, — горько усмехнулась девушка. — Решила рассказать про беременность. Дура! — резко выкрикнула она, яростно размешивая мороженое в чашке. — А ты… скажи, — она подняла на меня глаза, — что думаешь? Рожать?

С ответом я не колебалась ни секунды:

— Конечно.

— А знаешь, что мне мама сказала? — Маша засунула в рот полную ложку, но продолжала говорить. — «Аборт. Не порти себе жизнь. Я за твоего папашу-козла по залёту вышла, и что? Всю жизнь мне испортил».

От изумления я чуть не выронила ложку. С трудом верилось, что это правда.

— Вот-вот, — продолжила Маша, видя мою реакцию. — Сказала, что сейчас бы ни за что не повторила ошибку. Понимаешь? Это я ошибка! — Чтобы не расплакаться снова, она набила рот мороженым, судорожно сглатывая.

— Маш, но ведь ты уже взрослая, тебе сколько? — не помню, мы, кажется, не говорили