Ост-фронт. Новый век русского сериала - Денис Горелов

могу с вами уходить!» Младший сержант майору: «Я не поеду, мне за своими вернуться надо». Недовольный оркестр поднимает бунт на корабле — и не отжимается потом в пыли на время. Водила велит молодому продать в кишлак гранату — и прознавший про то майор не выносит ему все зубы прикладом, а велит заводить мотор, что отлично можно делать и без зубов.

Правда, авторы где-то слышали волшебное слово «приказ» и думают, что если чаще его повторять, то сброд, именуемый у них армией, начнет действовать по уставу.

Правы джавдеты: все это костюмированное стадо следует гнать с гор в места постоянного выпаса, только стрелять необязательно. И так уйдут, мыча и обмахиваясь хвостом.

Парадоксальным образом фильм смахивает на старое советское кино о военных оркестрантах, целиком посвященное развалу и драпу белых армий от конницы-будённицы. Музыканты, народ просвещенный и полуштатский, дисциплине не поддавались, шалили с репертуаром (прекрасен эпизод «Медного солнца», где оставшийся без инструментов оркестр наяривает хабанеру из «Кармен» «на губариках») и, как могли, разлагали войска в пользу весны народовластия.

Те времена ушли. Народовластие, возникшее на сопредельном юге, именуется емким армейским словом «бардак» и уже вымело к нам не только русскую диаспору, но и половину автохтонного населения. Армия не умерла, а напротив, подняла на мачту тот самый флаг, что в «Музыкантах одного полка» был сбит в пыль огнем красной артиллерии. И военным музыкантам из кино пора бы вспомнить, что они сначала военные, а потом уже музыканты и что племенным вождям надлежит разговаривать с ними тихо и с заискивающей интонацией.

Все для этого у создателей сериала было. Подходящие артисты, стиль, камера, дельное название.

Сценарий бы ко всему этому — и ключик у нас в кармане.

Капитаны песка «Русский перевод», 2007. Реж. Александр Черняев

К Дню Армии

Труд советского военспеца в пустыне подобен миссии цивилизатора в «Трудно быть богом» — недаром Аркадий Стругацкий вышел из среды военных переводчиков.

На исходе века битва сверхдержав ушла в третий мир, моделью производства соответствующий раннему средневековью. Антагонистические колоссы с равным успехом строили там демократию и социализм, одинаково невозможные в допромышленную эру. На теоретическом обосновании химеры скачкового развития там и здесь кормились орды академических дармоедов. Расхлебывать их передовые теории приходилось людям в погонах, старательно притворявшимся людьми без погон. Русская ненависть к жаре, песку, воплям муэдзинов и замедленному маху лопастей вентилятора резонировала с американской ненавистью к жаре, джунглям, карканью попугаев и замедленному маху лопастей вентилятора. В нашем случае феодальная грызня, алчность, интрига и генетическая склонность воспитуемых народов к предательству не могли не заражать русскую колонию грызней, алчностью, интригой и склонностью к предательству (процент изменников среди генеральских и цековских детей, протырившихся в загранкомандировки, издавна волновал историков национальной разведки). «Русский перевод» стал вторым после «Бригады» смыслообразующим высказыванием российского ТВ о временах позора, сбоя ориентиров и повышенной ценности мужских законов хотя бы цехового братства.

Герой фильма Андрей Обнорский получил загадочную специальность военного переводчика и, как все носители загадочных специальностей, на вопросы отвечал улыбкой, в гражданском выглядел переодетым, любил блондинок за обманчивую простоту (сложности хватало своей) и спорадически напивался в хлам — отвечая на гнев начальства все той же улыбкой. Легкость в движениях массивного тела говорила о частой необходимости бегать с грузом, сигарета и закадровый голос заполняли неизбежные у молчунов паузы — этому еще Штирлиц научил. Избранная им блондинка служила в «Аэрофлоте», тоже отвечала на вопросы улыбкой и в гражданском тоже казалась переодетой. Как говаривал в бессмертной зеленой книжке лидер ливийской революции товарищ Каддафи, «мужчина — это человек. А женщина — тоже человек» — и стало быть, никакая загадочная специальность ей тоже не чужда. Штыковые, ножевые и осколочные ранения в таких обстоятельствах являются житейской прозой, а от более серьезных неприятностей берегут физподготовка и хорошее знание местных наречий.

Дремучее средневековье в книге Стругацких истребляло книжников, словно первохристиан. В «Русском переводе» оно же охотится за носителями правил, выщелкивая из рядов сахибов каждого, кому жизнь личного состава дороже восточных интриг Центрального Комитета, а бесплатная поставка вооружений не повод для небольшого личного гешефта.

Вышедший в 2007-м «Перевод» стал обидным фальстартом. Дельные сериалы еще не имели системного зрителя, позже мобилизованного сетью (качественной критики им не хватает и сейчас). Профильно мужское «кино с Владимиром Епифанцевым[32]», в последние годы оформившееся в отдельный жанр, еще не завоевало устойчивого сегмента рынка и не зондировало выход на более широкую аудиторию (в «Переводе» у Епифанцева короткая, но памятная роль — как и у будущей звезды военно-диверсионного кино Кирилла Плетнева). На их фоне главному исполнителю Никите Звереву не хватило дерзости и блатного куража, в нем слишком угадывался именно офицер, человек расчета, а не азарта, — а у таких в политике перспектив больше, чем на экране. К тому же сюжетная линия «самец-наблюдатель в условиях хаотического беспредела», впервые заявленная у нас «Братом», целиком осталась в 90-х. Общество структурировалось одновременно с телерынком, время флибустьерствующих одиночек прошло. Арабисту старлею Обнорскому настал черед двигать снова оформившуюся национальную политику на восточном фронте — для чего он себя и муштровал на первых курсах восточного факультета.

А фильм о супермене среди арабской вязи шкурных интересов местных князьков и московских бонз остался не до конца востребованной, но все же жемчужиной канувшей эпохи самоликвидации государства, службе которому посвятили себя крепкие мужчины, неловко прикидывающиеся людьми без погон.

Отличные парни отличной страны Однажды вернулись с отличной войны «Ненастье», 2018. Реж. Сергей Урсуляк

Как-то в 90-х, позже названных лихими, автор «Маленькой Веры» Пичул сказал: «Да все нормально в стране. Дороги мостят. Дураков отстреливают. Гасят же тех, с кем невозможно договориться».

Годы спустя писатель Иванов издаст роман о том, как в России десять лет отстреливали дураков. Злых безбашенных оголтеев, с которыми хрен договоришься, потому что им весь мир должен за афганское братство и за то, что они басмачам нюх топтали, а остальные нет. А раз государство-должник померло, не прощаясь, — долг перекинули на сограждан. Лохов, терпил, чайников, кому посчастливилось вместо медной копеечки заработать две и теперь надлежит лишнюю отдать в фонд подогрева защитников Родины[33]. Сорганизовался союз ветеранов «Коминтерн», позже названный оргпреступной группировкой, который стал чужого добра наживать: отжимать у пионеров Дворец, брать под крышу бизнес, ежей душить, лягушей потрошить. Молодецкий набег на Шпальную толкучку был отъемом дольки у челноков и тех, кто в 92-м продавал с себя последнее. Так что уже к тридцатой