Ну здравствуй… Папа - Константин Владимирович Ежов

— И? — тут же наехала на него Светка

— Да если и «И», то она сейчас может быть только на сносях.

— Что же, дело благородное, спасение своего мира. Так что ты не тормози уже, стругай потомков. Великие князья родине тоже нужны. Апомни, чем больше одарённых, тем сильнее будет магия в вашем мире. Правда предел тоже есть, но в ам до него ещё очень далеко. А с Силой придут и чудеса. Так что, как бы это не смешно звучало, от того, сколько ты своих потомков здесь настругаешь.

— А если ты сам с фрейлинами их настругаешь? — неожиданно задала вопрос Императрица Российская.

— Мне ещё за нашего сына у себя придётся объясняться, а ты вообще мой смерти желаешь. Вот как той же Май мне мои тут похождения потом объяснять. То что сейчас никто сюда попасть не сможет, не гарантирует отсутствия визитёров из моего мира в принципе. Понимаешь, бессмертия у нас — это не мечта, а данность. Не для всех, но….

— Ой, да ладно, к тому времени уже и не узнать будет кто кого здесь опылил. Если что на сына свалишь. А нам маги нужны. Россия должна стать законодателем мод в этом. Кстати, хоть основы магии расскажешь, а мы запишем, — заявила Светлана.

— Вот с последним, не стоит. Сила предполагает разнообразие использования, потому у нас нет единой магии, а везде одарённые разные, поскольку каждый искал свой путь сам. Так что уж вы тут сами, как-нибудь свою дорожку ищите.

Мы двинулись к поселению по узкой, укатанной грунтовой дороге, нашедшейся довольно быстро. Чем ближе мы подходили, тем больше крепость походила на деревню, а деревня — на крепость. Частокол был не просто забором — это было инженерное сооружение с наклонными кольями и бойницами. На вышках стояли дозорные, и даже отсюда было видно, что они вооружены не вилами, а какими-то футуристическими бластерами, не бластерами. Жизнь кипела, но кипела с оглядкой, по строго заведённым правилам выживания. Собственно, оборонительные сооружение на фоне оружия подтверждали гипотезу о защите от агрессивных животных.

И тут почувствовал нечто… знакомое. Очень слабое, призрачное, но абсолютно узнаваемое. Эхо. Эхо магии этого мира. У меня же и местный дар тут проявился. Причём сам, а не как привнесённый извне. Остаточное излучение от тех порталов, что когда-то помогал закрывать. И пока довольно мощное. Оно висело в самом воздухе, в почве, в этих бревнах частокола, пропитанных потом и страхом. Это была не энергия, которую можно использовать, — скорее, шрам, память о боли. Без внешней подпитки эти искорки медленно, но верно угасали. Они были живым памятником уходящей эпохе магии, пришедшей в этот мир вместе со сбежавшей от меня Синей Тенко.

Мы подошли к воротам. Стражник, мужчина лет сорока с усталым, обветренным лицом и цепким взглядом, преградил нам путь кивком головы. Охрана была скоре формальностью. От людей подляны не ждали. Взгляд его скользнул по моей испачканной одежде, задержался на невероятном наряде Светланы с откровенным недоумением и оценивающе остановился на практичной и уверенной позе Александра.

— Стой! — голос у него был хриплый, привыкший командовать. — Откуда и зачем?

Я расплылся в самой дружелюбной улыбке, какая только была в моём арсенале.

— Мирные путники, друг мой. Немного заблудились. Не подскажешь, как у вас со связью? Если с ней напруга, то хотелось бы узнать, где по близости можно ей воспользоваться. Хотелось бы отдохнуть и… узнать новости.

— Мобильную связь здесь уже развернули? — вмешался в мою речь Александр.

Стражник скептически осмотрел нас с ног до головы.

— Заблудились? — он фыркнул. — Да вас, как шпионов каких, по одежке видно. Один — словно с пира, другой — будто на охоту, — кивок на Александра. — А ты… — он уставился на меня, и в его глазах мелькнула искра не просто подозрения, а чего-то более глубокого. — Ты… странный. От тебя… не так пахнет.

Глава 17

Сотовая связь в деревне, на удивление, всё-таки работала, выжимая из двух палочек на индикаторе всё, на что была способна. Связываться Светлане с председателем правительства, главами силовых ведомств и прочими столпами государственности труда не составило. Хотелось бы сказать, что всё тут же завертелось, забурлило, и механизм имперской власти, скрипя всеми шестерёнками, ринулся в это захолустье.

Но сами подумайте, что могло завертеться в этой Богом забытой деревушке, по факту — аванпосте по отвоеванию земель у когда-то бушевавшей магической живности. Вот, именно. Тишь, благодать да пение комаров над ближним болотцем. Воздух, густой от запахов нагретой древесины, свежего навоза и пыльной придорожной ромашки, казалось, поглощал сам факт присутствия Верховной Власти. Единственным признаком начавшейся где-то там, в столице, суматохи, был едва уловимый гул вертолёта где-то за горизонтом, да нервный блеск в глазах местного полицейского, который, кажется, уже мысленно прощался с погонами.

Поселили нас в самой просторной и чистой, на скорую руку приведённой в порядок, доме местного старосты. Пахло старой древесиной, печным дымком и свежезаваренным чаем — густым, «деревенским», с оттенком пригорелого чайника. Светлана, отложив телефон, смотрела в окно на копошащихся у ворот кур, и её профиль, освещённый косыми лучами заходящего солнца, был невозмутим и холоден. Абсолютно императорским. Вообще, как так вышло, что нас выбросило в самую глухомань? Может, у его дара какой-то бзик на подобные локации, или это некая злая закономерность многомирья? Выяснять это пока тоже было не с руки. Хотя нет, в тот мир, совсем лишённый магии, попали прямиком в столицу. Ирония судьбы, не иначе.

Где-то там, за сотни вёрст, возможно, бушевала буря, свирепствовал тайфун во властных коридорах в связи с чудесным воскрешением императрицы, а здесь, в деревне, царила поразительная, почти сонная тишина, нарушаемая лишь мычанием коровы и сдержанным перешёптыванием за дверью. Испуганные лица местных, внезапно осознавших, кого они удостоились принять, были красноречивее любых репортажей. Сидели и ждали, когда за нами соизволят прибыть.

Лично для меня вся ситуация навевала нехорошие, едкие мысли. Они ползли в сознание, словно туман с того самого болотца, холодные и неуютные. Сначала — сама Светлана, бросившая с лёгкостью необычайной идею, чтобы он тут «фрейлин их сына стал осеменять, так сказать». Фраза висела в воздухе, словно осиный гул, и жалила куда больнее любого насекомого. «Тоже знаете ли», — мелькнуло в голове с горькой усмешкой.

Любящая женщина, та, что была двадцать лет назад, сама бы не предложила возлюбленному «трахать молодок» вокруг, пусть даже и ради высших государственных интересов. Может, оно и понятно: для неё-то прошло больше двадцати лет. Для