Путь Инквизитора. Том третий. Божьим промыслом - Борис Вячеславович Конофальский

Простыни, комната во флигеле, сыновья барона Рабенбурга… А когда ключница принесла ему кошель он достал оттуда отлично отчеканенный, блестящий золотом, даже в тусклом свете лампы, флорин и вручил его Паулю, а не Амалии и сказал:

— Эта новость очень важна для меня. Спасибо вам, господин Вильгельм Пауль Ландерс, вы оказали мне услугу. — Потом он повернулся к конюху. — Запрягай лошадей, отвезёшь этих господ во дворец.

Он вернулся в дом, а там его ждала баронесса с младенцем на руках, тут же была и её верная товарка, старая монахиня. Они были встревожены:

— Что там, супруг мой? — Справлялась жена, видя его лицо и многое понимая по его виду.

— Вам надобно поутру уехать! — спокойно отвечал ей Волков.

— Уехать! — воскликнула Элеонора Августа. Да как же она могла уехать, если в кои-то веки муж позволил ей купить, самой выбрать, два платья кряду, а она уедет от двора, даже не покрасовавшись в них. И баронесса обиженно пищит тихонько, чтобы не разбудить своё чадо.

— Как это уехать?

— Вы с детьми возвращаетесь в Эшбахт. Нынче же.

— Но это же невозможно! — едва не плачет баронесса.

— Ваша карета, моя дорогая, должна выехать из города, едва на рассвете откроются городские ворота, — сухим и холодным тоном заканчивает этот разговор генерал. И добавляет: — Фон Готт, вы едете с баронессой.

— Ну, хорошо, — соглашается оруженосец. — Только посплю пред дрогой, мои-то вещи всегда собраны.

⠀⠀

⠀⠀

Глава 20

⠀⠀

Теперь, глядя, как заснувший уже было дом снова оживал, генерал, сидя за столом напротив усевшееся показательно рыдать от горя жены, думал о том, что это подготовка покоев дворца для его сыновей верный признак того, что Его Высочество, этот холодный и хитрый человек… Ему не доверяет ни на йоту.

«Мерзавец, ни слова, ни полслова про то не сказал, что хочет моих сыновей при дворе оставить. "Просьбу" свою передал бы в последний момент… На обучение».

Обучение. При дворе герцога, кроме избранных из числа родственников, частенько обучались те недоросли, родители которых были знатны и сильны, и могли иметь свою волю, отличную от воли курфюрста Ребенрее. И на то обучение родители отдавали своих чад… Естественно, «по желанию своему». А принц чувствовал себя увереннее, когда дети неспокойных вассалов или близких родственников, претендующих на что-либо, жили при доме его. Под присмотром.

«Узнает, что я детей отправил в Эшбахт — взбесится. Ещё потребует вернуть. Но нет, не буду возвращать. И что будет?»

— Господин мой… — всхлипывает жена.

— Да, душа моя, — отрывается он от своих мыслей.

— И что же вы решения своего не измените? — в голосе её звенит страдание. — Не дадите мне и детям ещё хоть недельку погулять по столице?

— Дела обернулись так, что вам необходимо уехать, — отвечает баронессе супруг. Вообще-то, если говорить честно, жену с младшим Оттоном Фердинандом можно было оставить и здесь, а увезти из Вильбурга лишь старшего Карла Георга и среднего Генриха Альберта. Но Волков видел, что столица и двор Его Высочества плохо влияют на супругу.

«Женщинам и молодым людям подобные места противопоказаны, уж слишком много соблазнов, пороки не порицаются, все стараются найти расположения высших лиц, да и очень тут дорого жить!»

— А что же это за дела? — всхлипывает Элеонора Августа. — Да и что за спешка? Отчего ехать прямо сейчас, чуть не в ночь?

«Если сказать ей, что сыновьям уготовано учиться при дворе, так она сама их во дворец за руку отведёт».

Поэтому он говорит супруге:

— Им и вам угрожает опасность, и она не шуточная.

— Да кто же посмеет угрожать вам… И мне, и детям, тут, в Вильбурге? — не верит супруга. — Под боком у герцога!

— Ну, тем же кто пытался убить графа Малена и его мать, — логично отвечает он ей. — В общем, решение принято, вы уезжаете. Там, в Эшбахте, среди моих людей, среди наших друзей, вы все будете в безопасности.

— У-у-у-у… — жена встаёт и что называется воет в голос, не как баронесса, а как самая простая крестьянка. — Как же то всё нехорошо, как же нехорошо. — А потом прекращает рыдать и смотрит на супруга: а не передумает ли?

Но генерал лишь качает головой: даже и не думайте.

Вещи были собраны ещё ночью, Мария вовсю стряпала на кухне, чтобы было, что кушать в дороге. А генерал, пока фон Готт отсыпался, напутствовал своих людей и заодно сказал слугам, чтобы слушали оруженосца, как его самого. И уточнил: не баронессу, а господина фон Готта.

Ещё до рассвета разбудили детей, и к удручённой супруге добавились ещё раздражённые спросонья дети. И у него от суеты, что обычно случается перед большой дорогой, разболелась голова. А ещё, ещё до полуночи, генерала стало клонить в сон. Ночная микстура возымела действие. Тем не менее, он поехал с женой и фон Готтом, провожая их до южного выезда из города. Прощался со всеми и опять давал дорожные наставления. И только когда карета супруги покинула наконец город, вздохнул спокойно. А по приезду домой барон завалился спать, хотя был перед сном беспокоен, прекрасно понимая, что уже скоро ему придётся объяснять герцогу отъезд сыновей. Но пред тем, как заснуть, генерал себя успокоил:

«Дьяволов хвост ему, а не моих сыновей, не быть им среди придворной камарильи, нечего им во дворце делать!»

⠀⠀

*⠀ *⠀ *

⠀⠀

Гюнтер на давал ему отоспаться в тишине. Сначала разбудил и доложил, что пришёл посыльный от Его Высочества, от молодого принца. Принёс прекрасный кубок и письмо, в котором тот ещё раз выражал признательность за ужин, а также сообщал, что сегодня напросился на обед к отцу, где и расскажет ему о своём желании путешествовать.

Он решил, что ответ на это письмо можно написать и попозже, и лёг снова спать. А когда засыпал, думал о том анонимном письме, что он отправил фон Виттернауфу: дошло — не дошло?

И опять ему не пришлось поспать, снова его разбудил слуга и доложил, что явились господа из банка. Да, то были люди из банка Клемони и Бельказе, они притащили… Золото! И вексель! Ну, ради такого можно было и недоспать немногого.

Экономные банкиры принесли деньги не в крепком ларце, а в прочном зашитом мешке. Мешок был вспорот, и генерал в присутствии людей из банка с удовольствием пересчитал монеты.

Тысяча прекрасных золотых гульденов — хоть сейчас отправляй их в Ланн к заносчивому архитектору Копплингу. Волкову не терпелось, и он даже подумывал о том, чтобы сегодня же,