Елизавета Федоровна - Дмитрий Борисович Гришин

императора хор исполнит произведение П. И. Чайковского «Был у Христа-младенца сад», одинаково любимое Николаем II и Сергеем Александровичем. Через три года пасхальные дни порадовали грандиозным концертом духовной музыки. Для невиданного по масштабу мероприятия был предоставлен городской манеж, который едва вместил участников и слушателей. Перед Великокняжеской четой, митрополитом Владимиром и многочисленной публикой выступили все духовно-певческие хоры Москвы. В общей сложности, более двух тысяч человек!

Нередко вечерами Сергей Александрович и Елизавета Федоровна выезжали в Большой театр, где помимо Леонида Собинова в то время блистали Антонина Нежданова, Лаврентий Донской, а иногда и приезжавший из Петербурга Николай Фигнер. Генерал-губернаторская ложа располагалась возле сцены и соединялась с ней специальным проходом, так что после спектакля Великокняжеская чета могла пригласить к себе дирижера Ипполита Альтани или кого-то из артистов, чтобы удостоить их своей похвалы.

Трудно сказать, был ли у них любимый оперный спектакль. Судя по всему, им нравились сочинения М. П. Мусоргского, Ж. Бизе, Р. Вагнера, С. В. Рахманинова и особенно П. И. Чайковского. На «Евгения Онегина» они всегда отправлялись в театр с большим удовольствием, но еще выше ценили «Пиковую даму». Как только состоялась ее петербургская премьера, за две недели побывали на трех спектаклях и остались в полном восхищении. Что касается Сергея Васильевича Рахманинова, то с ним посчастливилось не только познакомиться, но и сотрудничать. Гениальный композитор и музыкант не раз принимал участие в благотворительных концертах, которые устраивало Московское Филармоническое общество (МФО), находившееся под покровительством Елизаветы Федоровны.

Та же организация свела Великую княгиню с двумя театральными режиссерами, Константином Сергеевичем Станиславским и Владимиром Ивановичем Немировичем-Данченко. Первого давно приметил Великий князь, заинтересовавшийся его новаторскими постановками на сцене Охотничьего клуба. Второй активно работал в состоявшем при МФО Музыкально-драматическом училище и высоко ценился покровительницей общества. «Елизавета Федоровна любила театр, – отмечал он, – привязалась к моим школьным спектаклям, конфузливо старалась бывать даже на моих простых классах». Так что не было ничего удивительного в том, что оба режиссера обратились к семье генерал-губернатора за помощью, когда возникли сложности в их проекте. Задумывался принципиально новый театр, сначала называвшийся «общедоступным», а затем «художественным», однако бюрократические и финансовые барьеры сильно мешали продвижению вперед. Тогда 11 февраля 1898 года с подачи и в доме Их Высочеств состоялся любительский спектакль, поставленный Станиславским и окончательно выпущенный (из-за болезни напарника) Немировичем-Данченко. При участии великокняжеского окружения и нескольких профессионалов решили сыграть сцены из пушкинского «Евгения Онегина», комедию А. Доде «Лилия», две картины из оперы А. Симона «Песнь торжествующей любви» и первый акт пьесы Э. Ростана «Романтики». Все части дивертисмента объединял романтический дух, усиленный множеством женских ролей и красотой костюмов, которые утверждала Елизавета Федоровна.

Спектакль готовился серьезно, и Станиславского встречали очень тепло. Работа начиналась рано, так что Великая княгиня уже в четыре часа утра сама заботилась о завтраке для участников, поскольку прислуга в такое время отсутствовала. Режиссера это весьма тронуло, а наличие среди друзей генерал-губернатора и его жены подлинных талантов приятно удивило. Зинаиде Юсуповой он даже на полном серьезе предложил подумать об артистической карьере. Кроме нее свои роли достались князьям В. Голицыну и П. Волконскому, секретарю Елизаветы Федоровны камергеру Н. Жедринскому, фрейлине Великой княгини Е. Козляниновой, камергеру А. Корнилову, жене обер-полицмейстера С. Треповой. К ним присоединились воспитанники Музыкально-драматического училища, оркестранты во главе с дирижером Большого театра И. Альтани и адъютант Великого князя А. Стахович, разучивший баритональную оперную партию Муция в «Песне торжествующей любви». Для роли его слуги, немого малайца, пригласили артиста Большого театра В. Гельцера, выдающегося характерного танцовщика и мимического актера. Сцена с его участием должна была стать «гвоздем» вечера, поскольку на недавней премьере оперы она, специально написанная для Гельцера, потрясла публику, сделавшись темой обсуждения московских театралов. Словом, представление обещало быть ярким, зрелищным, незабываемым. Таким оно в итоге и получилось, заменив гостям Сергея Александровича традиционный светский раут и став своеобразной сенсацией. «Американцы говорят, – напишет Немирович-Данченко, – “Трудно сказать, где и когда что начинается и откуда придет развязка”. Спектакль вышел очень удачным и оказался первой зарницей нашего театра».

Цель была достигнута – узнав о столь высоком внимании к режиссерам-энтузиастам, сразу семеро из директоров и членов попечительского совета Филармонического общества согласились финансировать их проект. Административные формальности уладились, и уже 14 октября того же года Художественный театр распахнул свои двери. На имя Их Императорских Высочеств в знак уважения и благодарности были направлены приветственные телеграммы. Спустя полтора месяца Великий князь с супругой посетят первую постановку МХТ, «Царь Федор Иоаннович» А. К. Толстого, а через год побывают там же на спектакле «Дядя Ваня» А. П. Чехова. О полученном ими впечатлении Немирович-Данченко сообщит автору пьесы: «В течение двух дней, за обедом, ужином, чаем у них во дворце только и говорили, что о “Дяде Ване”… Пьеса произвела на них такое громадное впечатление, что они ни о чем больше не могли думать».

Вдохновленные изначальным интересом Великокняжеской четы к своей работе, Станиславский и Немирович-Данченко еще не раз обратятся за помощью к Сергею Александровичу, а имя Елизаветы Федоровны будут порой использовать и без ее ведома. Например, ища источники финансирования среди московского купечества, Владимир Иванович запросто скажет миллионеру и меценату К. К. Ушкову: «Ну что вам стоит пожертвовать какие-нибудь пятьсот рублей. Вот Великая княгиня зачастила ходить к нам – а на сцене какое-то тряпье». Далее, по словам режиссера, последовал диалог: «Хорошо, – говорит Ушков, – пятьсот, говоришь? (В веселую минуту он любил с собеседником переходить на “ты”.) Я тебе эти пятьсот дам, но смотри – скажи обязательно Великой княгине, что это я пожертвовал, хорошо?» – «Хорошо, только давай». – «Смотри ж, не забудь, что от меня пятьсот рублей, от Константина Ушкова». Елизавета Федоровна наверняка улыбнулась бы, узнав о таком разговоре и о том, что даже заочно смогла помочь доброму делу.

Нелегкая доля мастеров сцены всегда вызывала сочувствие Великокняжеской четы. В Москве Сергей Александрович принял на себя покровительство над Обществом призрения престарелых и лишенных способностей к труду артистов и их семей, при котором открылось убежище имени Александра III. Благотворительные вечера, устраиваемые в пользу этой организации, помогали собирать средства для тех, кто когда-то имел успех и снискал любовь публики, а ныне в полном забвении еле сводил концы с концами. Сознавал Великий князь и другое – множество своих проблем артисты смогут решить лишь сообща, организованно. А потому он не только разрешил проведение в марте 1897 года I Всероссийского съезда сценических деятелей, но и согласился председательствовать на его открытии, придав мероприятию больший авторитет.

С некоторыми служителями Мельпомены семья генерал-губернатора была хорошо знакома лично. Прославленная Мария Николаевна Ермолова и знаменитая Надежда Михайловна Медведева удостаивались особых знаков ее внимания, не оставались в тени и начинающие таланты. Ольгу Леонардовну Книппер Великий князь как-то удивил при встрече осведомленностью